Книга Горячий снег - Юрий Бондарев

Уханов с кряканьем вскинул на спину ящик со снарядами. Молчапошли к орудию.

Глава 19

Возле орудия послышался испуганный оклик из ровика:

– Стой, кто ходит? Стрелять буду!..

– Жарь, только сразу, - насмешливо отозвался Уханов исбросил с плеч снарядный ящик между станинами орудия. - А кричать надо,Чибисов, следующим образом:

"Стой, кто идет?" И покрепче рявкать, чтоб коленкизамандражировали. А ну-ка, голосни еще разик!

– Не могу я… Не могу, товарищ сержант… стреляют, онистреляют, - оправдываясь, забормотал из ровика Чибисов жалким, всхлипывающимголосом. - Прикуривал давеча, зажег, а над головой - свись - и в бруствер.Ка-ак они пульнули из автомата!..

– Откуда? Где стреляют? - строго спросил Кузнецов, невидя Чибисова и подходя к ровику.

Одиноко темнело на огневой, словно бы давно брошенноерасчетом, орудие, прикрытое чьей-то хлопающей на ветру плащ-палаткой, грудастреляных гильз меж раздвинутых станин, снежок в земляных морщинах брустверов -все показалось одичалым, лиловатым от близкого зарева на том берегу. А этот какозябший от холода голос Чибисова выборматывал из темноты:

– Пригнулись бы вы, пригнулись… заметил он орудие,бьет…

Чибисов не вылезал из ровика, был не виден в нем, сливался сего краями, и Кузнецов проговорил с раздраженной командной интонацией:

– Что вы, как крот, зарылись в землю, Чибисов? Встереотрубу вас не увидишь! Выйдите сюда. Где Нечаев?

Но было отчего-то стыдно и неловко после своей грубоватойкоманды смотреть, как завозился в ровике Чибисов, как выполз он боком наогневую и ныряюще пригнулся, сев на станину, с предосторожностью озираясь напротивоположный берег; кургузая шинель топорщилась колоколом, выглядывало изподшлемника треугольное, приготовленное к опасности, небритое личико; карабиндержал будто палку. "Странно, каким образом перенес он этот бой? - подумалКузнецов, припомнив Чибисова во время бомбежки, когда упал он, а мыши с пискомпрыгали на его спину из нор под бровкой ровика, стесанной осколком. - Что онтогда говорил? А, да… "Дети, ведь дети у меня".

– Наблюдаю я, товарищ лейтенант. А Нечаев в землянке…там они… Санинструктор туда пришла, Зоя… Рубин еще, ездовой. Чего-то ониговорят. А тут с того берега стреляют… Кресалом чиркнул, а пуля - свись в бруствер.Нагнулись бы, не ровен час…

– Откуда стреляют? Из какого именно места? - спросилКузнецов.

– С того берега, товарищ лейтенант. Близенько они вдомах сидят, орудие наше видят…

Это несмелое, заискивающее объяснение Чибисова, егомаленькое, в неопрятной щетине личико, оборачиваемое то к нему, то к Уханову,это его какое-то глупое или мудрое беспокойство, его предупреждение - казалисьчуждыми, из другой жизни, и не было прежней жалости к Чибисову.

– Снайперов заметили на том берегу, а перед носомничего не видите, - раздраженно сказал Кузнецов. - Наблюдатель называется!

– А? - весь подался на станине, всполошился Чибисов. -О чем говорите, товарищ лейтенант?

– Наблюдайте повнимательнее за холмами - там немецкаясанитарная машина. Убитых собирают. Не все время в тыл смотрите, но и вперед.Из-под носа немцы орудие утащат. Поняли?

– Насчет снайперов сейчас проверим, что тебе мерещится,Чибисов, - сказал Уханов и, подождав, неторопливо и добродушно приказал: -Примись за бруствер, лейтенант.

Чибисов, ныряй в ровик. В момент, ну! На огонек, говоришь, стого берега стреляют? Проверим.

С шутливым видом он вынул из кармана зажигалку и, подкидываяее на ладони, сделал знак Чибисову; тот, порывисто задышав, сорвался со станин,засуетившись, как зверек перед норой, втиснулся в ровик, затих в нем. Кузнецовстоял, едва сообразив, зачем все это нужно было Уханову.

– Пригнись, лейтенант, на всякий случай. - Уханов нажална плечо Кузнецова, пригибая его к брустверу, после пригнулся сам, поднял руку,тотчас чиркнул зажигалкой над головой. И в тот же миг на том берегу треснулвинтовочный выстрел, фосфорически-жестко сверкнул огонек. Свиста пули не былослышно, но в двух шагах справа посыпались крошки земли с бруствера.

– Оказывается, не мерещилось Чибисову, - сказалКузнецов.

– Очень близко сидят, стервы, - ответил Уханов. -Где-то в первых домах… Ближе некуда.

– Пожалуй, Уханов, к рассвету надо бы засечь их, и дваснаряда - туда, - произнес Кузнецов, выпрямляясь. - Заметили движение у орудия.Стрелять не дадут.

– Говорил вам я, говорил! - отозвался из ровикаутверждающий несчастье голос Чибисова. - Как в мешке мы. Впереди они, с тылуони рядом… Отрезали нас, лейтенант!..

– Наблюдать, Чибисов! - приказал Кузнецов. - Только недно ровика, поняли? Если что - сигнал, выстрел из карабина, и немедленно вземлянку! Повторите.

– Если что, из карабина стрелять, товарищ лейтенант…

– И не спать! Пошли в землянку, Уханов.

Они стали спускаться по выдолбленным в откосе землянымступеням - речной лед внизу гладко багровел, залитый заревом.

Вход в землянку был завешен плащ-палаткой, из-за нее пахнуложивым дыханием, донеслись неразборчивые голоса, и среди них сразу узналКузнецов голос Зои. И с мгновенным ознобом он вспомнил, как она с зажмуреннымиглазами прижалась к нему своим ищущим защиты телом - у нее были тогда грязныеколенки - в те, мнилось, предсмертные секунды, когда их засекла самоходка икогда он полусознательно, почти инстинктивно прикрывал ее своим телом и готовбыл умереть так, защищая ее от осколков. Но и теперь он плохо сознавал, что втот миг произошло с ним и особенно с ней. Может быть, это пришло из глубинывеков; может быть, тогда мужчина в силу необоримого инстинкта так жертвенно исамозабвенно оберегал женщину для продолжения рода на земле.

Помедлив у входа, Кузнецов подумал, какое будет у нее сейчаслицо, выражение глаз, после того как войдет он с Ухановым, и, сдвинув брови,отдернул плащ-палатку.

Голоса смолкли. Кто-то кашлянул простуженно.

– Плащ-палатку аккуратней бы… Снайпера лупят! Вземлянке было сыро, холодно, из артиллерийской гильзы синевато светилобензиновое пламя, озаряя мокрые стены. Здесь были трое - Зоя, Рубин и Нечаев;они, согреваясь, теснились около высокого огня потрескивающей самодельнойлампы, и все повернули головы к входу. Сержант Нечаев, полулежавший возле Зои,локтем своим касаясь ее колен, - шинель расхристана на груди, так что видентельник, - испытующе глянул на нее; вспыхнула под усиками эмалевая улыбка:

– Вот, Зоечка, и лейтенанта дождались!

А сидевший на пустом снарядном ящике ездовой Рубин вдруг заерзал,с преувеличенной занятостью стал хватать заскорузлыми большими пальцамибрызжущие из гильзы языки огня. Зоя так быстро вскинула голову к Кузнецову, чтоблеснули, залучились тревогой зрачки, и тихо, с облегчением улыбнулась. Лицо ееничем не напоминало то недавнее, что было подле орудия; оно сильно осунулось,похудело, в подглазьях обозначились полукруглые тени, губы почернели, казалисьискусанными, шершавыми. "Нет, - мелькнуло у Кузнецова, - никто бы не смогее поцеловать в эти черные губы. Что у нее с губами? И почему так смотрит нанее Нечаев?"