Книга Stories, или Истории, которые мы можем рассказать - Тони Парсонс

Белые носки, трусы, диктофон Терри. Несколько рубашек, которые не были куплены его матерью. Так как он оставлял пластинки, вещей получалось немного. — У тебя всего две пластинки, и ты их по жизни бросаешь без конвертов. Ладно, забудь они же теперь твои. Можешь делать с ними что хочешь.

— Я буду их беречь. — Робби благоговейно держал в руках потертую пластинку. — Я буду о них заботиться.

Рэй затянул рюкзак и перекинул его через плечо.

— Просто попытайся не уничтожить их в первую же минуту после того, как я уйду.

— А я могу спать на твоей кровати?

Рэй кивнул.

— Спи где хочешь, Роб. — У него в горле встал комок.

Он хотел уйти. Но стоял и смотрел на брата, перебирающего пластинки.

Двенадцать дюймов в диаметре — их приходилось держать обеими руками, и они заполняли все твое поле зрения. Держать в руках пластинку было все равно что держать младенца или некое произведение искусства. Робби рассматривал коллекцию с восторгом и удивлением, как археолог, нашедший несметные сокровища в гробнице фараона. «Sticky Fingers» от «Роллинг стоунз», с вмонтированной по сценарию Энди Уорхола в обложку настоящей молнией от джинсов. «Лед зеппелин III», без единого слова на обложке — слова были и не нужны, — только изображение старого фермера с мешком хвороста на плечах. А когда вы открывали конверт, вы видели, что эта картинка была нарисована на стене полуснесенного здания, а на заднем плане возвышались небоскребы — старый мир рушился.

«Revolver», «Rubber Soul» и «Imagine» — столовой Джона, затерянной в облаках. Альбомы, о которых Рэй почти забыл, — «First Steps» от «Фейсиз», пластинка того периода, когда Рода Стюарта еще ставил Джон Пил, или работы Боба Дилана. А в обнимку с пластинкой Джони Митчелл Рэй часто засыпал, грезя, как целует эти щечки… Лучшие хиты Хендрикса, и «Кинкс», и «Лавин спунфул», — он слушал их, пытаясь заполнить пробелы, хватая все, что упустил из виду. Тогда у него кружилась голова от того, сколько классной на свете музыки. Рэй завидовал своему маленькому братику, у которого все еще было впереди.

А затем Робби начал вытаскивать пластинки, которые теперь смущали Рэя, альбомы от «Уингз», «Моди блюз» и «Чикаго». Но ведь не бывает коллекций без изъянов. Никогда не знаешь, из чего вырастешь, никогда не предполагаешь, что «Hangman's Beautiful Daughter» от «Инкредибл стринг бэнд» изживет себя однажды, а Вэн Моррисон будет звучать классно всегда.

Рэй присел на корточки рядом с Робби, подобрал с пола саундтрек к фильму «Беспечный ездок», вспоминая, как мама купила ему эту пластинку. Затем взглянул на Робби — тот стоял на коленях с «Sergeant Pepper’s Lonely Hearts Club Band» в руках — и вдруг заметил, что его брат плачет.

— Не уходи, — всхлипнул Робби.

— Ну. — Рэй утешающе положил руку ему на плечо. — Мне надо идти, Роб.

— Но мне будет одиноко, если ты уйдешь.

Рэй крепко обнял брата. Оба стояли на коленях, а вокруг них были раскиданы пластинки.

— Ты никогда не будешь одинок. Только не сейчас.

Робби вытер нос о рукав своей нейлоновой школьной рубашки. — И ты приедешь ко мне. В Лондон. Когда вырастешь. О’кей?

Робби кивнул, пытаясь казаться храбрым, и тогда Рэй вышел из спальни, где вырос, и прошел по коридору мимо закрытой комнаты старшего брата. Ему уже начинало казаться, что этот дом слишком тесен для того, чтобы прожить в нем целую жизнь.

Мама ждала его у лестницы. Она не плакала, только протянула ему маленький смятый сверток в кухонной фольге.

— Рыбный паштет.

— Спасибо, мам.

Он ощущал присутствие отца — тот неуклюже шаркал по гостиной. Здоровяк всегда чувствовал себя не в своей тарелке в окружении безделушек, которыми его жена напичкала каждый уголок и щелочку, — там был и белый испанский бык, и пепельница с надписью «С приветом из Фринтона», и модель гонконгского парома «Стар Ферри». Рэй думал было уйти не прощаясь, но что-то заставило его войти в гостиную. Старик был одет в свою жесткую униформу Столичной полиции.

Он протянул громадную руку, и Рэй взял ее — так, как умел, — как берут за руку девушку, сидя в заднем ряду кинотеатра. Отец презрительно поморщился и отдернул руку. Рэй знал, что их попытки прибегнуть к цивилизованной формальности всегда будут хуже ссор.

Внезапно с верхнего этажа раздался грохот. Сначала неистовые клокотания гитар, затем голос, звучащий так, словно певец полоскал горло гравием. Отцовское лицо омрачилось яростью и отвращением. — А это что еще за тарабарщина?

— Это «Фейсиз», папа, — рассмеялся Рэй. Пару секунд он задумчиво глазел на потолок. — Похоже на «That’s All You Need». Ладно, как-нибудь увидимся!

На улице его ждал автомобиль, вокруг которого собралась целая кучка любознательных детишек из соседних домов — похожие друг на друга мальчишки и девчонки в джинсах клеш с истрепанными от игр на площадке и катания на велосипеде швами. Все держались на почтительном расстоянии от желтого «лотуса элана», так, будто он прибыл с какой-то другой планеты.

Она открывала Рэю пассажирскую дверь, а его отец орал: «Сделай потише!», но музыка, казалось, становилась только громче.

Автостоп доживал свой век.

Водители грузовиков и представители торговых компаний, которые никогда и не слышали о Джеке Керуаке и его романе «На дороге», могли подбросить молодого человека не за деньги, а просто ради компании или для того, чтобы совершить благое дело в этом злом и холодном мире.

Итак, Леона подобрали на Северной кольцевой дороге — нефтяная цистерна державшая курс на Абердин. И водитель цистерны рассказал ему, что англичане воруют шотландскую нефть, впрочем, как пояснил тот, лживые английские подонки всегда перли все, что им заблагорассудится, сопрут и монеты с глаз мертвеца, если им позволишь. Проехав сквозь просторы все растущего Северного Лондона, он высадил Леона на середине Финчли-роуд, посоветовав ему быть поосторожней с лживыми английскими подонками.

Леон поднялся по холму к району Хэмпстед[27], прогулялся в тени зеленых улиц с громадными домами, где он провел детство, по лесопарку Хэмпстед-Хит, по желтой выжженной солнцем траве, и весь Лондон остался внизу как на ладони.

С кочевой жизнью покончено. Когда приставы освободят здание, они сделают то, что делали всегда. Вырвут трубы и разобьют унитазы. Были и другие подобные здания, тысячи таких зданий, но лето подходило к концу, и Леон знал, что вскоре бездомным придется дни и ночи напролет отмораживать свои радикальные задницы и мозги, напяливать шинели и шерстяные платки и прятаться от холода в спальных мешках. У Леона уже не хватало на это выдержки.

Итак, он направился туда, куда обычно идет молодой человек, когда идти больше некуда. Через Хампстед-Хит, через забор, окружающий земли Кенвуда, мимо огромного белого дома, в пригород с его чистыми и тихими улицами.