Книга Восточная Пруссия глазами советских переселенцев - Юрий Владимирович Костяшов

полевые работы, стройки или расчистку улиц. Кстати, во многом благодаря им удалось расчистить завалы: они вставали в огромные цепочки и так, из рук в руки, переда­вали камни, обломки, битый кирпич.

Вот как описывает подобные работы в Прейсиш-Эйлау (Багратионовск) Анатолий Адамович Поплавский:

— Утром немцы все как один являлись к комендатуре. Там их назначали на работы: улицы мести, завалы разбирать и так далее. На ногах деревянные колодки. В этих колодках идут человек триста-четыреста: «Шлем-шлем». Гнетущее зрелище. Они уже знали свои объекты. Закончили, опять идут к комендатуре, получают новое назначение. Поработают, садятся отдыхать. Если увидят, что кто-то из наших идет, встают как один и привет­ствуют: «Гитлер капут!».

В воинских частях работает 10 797 человек и на предприятиях по городу работает 7 157 человек. По районным комендатурам города на сельскохозяйственных работах занято 2 999 человек и при комендатурах — 2 606 человек. Всего же занято на работах в среднем ежедневно 23 559 человек, что составляет к общему числу трудоспособных 78%.

Рабочий день установлен 12 часов, в настоящее время работа производится с 8 часов утра до 7 вечера, т. е. до темного времени, выходных дней не имеется.

Из доклада гражданского управления Кёнигсберга за 1945 год

ГАКО. Ф. 330. Оп. 1.Д. 5. Л. 64

О том, какие немцы работники, мы слышали только пре­восходные оценки.

— Нас всегда поражала их пунктуальность. Работать они начинали с девяти часов и ни секундой позже, на обед шли ровно по часам и при этом могли оставить недокрученный шуруп, — вспоминает Михаил Николаевич Чуркин, работав­ший в 1948 году в Черняховской автоколонне.

Агния Павловна Бусель рассказывает об уборщице в биб­лиотеке, где она работала: «Звали ее Марта. Вот тут-то мы стол­кнулись с немецкой аккуратностью. Кругом была чистота: ни пылинки, ни соринки. Где она умудрялась добывать уголь? В библиотеке всегда было тепло. Позже кто только уборщицей ни работал, но такой чистоты никогда ни у кого не было».

Иван Пантелеевич Лысенко делится своими впечатления­ми о немцах-строителях:

— На работу ходили с вещмешками. Там было все, вплоть до свинцовых труб. Он и штукатур, и печник, и сантехник. Они сами делали инструменты, мы только удивлялись. А какие малярные кисти они делали вручную! Наши маляры целовали их за это. Чуть не на руках носили. Но темпы у них, конечно, не такие, как у нас.

Насчет темпов имеются и другие любопытные свидетель­ства. Исаак Менделеевич Фишбейн в 1946 году был направлен на 820-й завод. У него была возможность составить соб­ственное мнение о пользе высоких темпов.

— Начиная с сорок восьмого — сорок девятого годов нам стали давать задания по ремонту сторожевых кораблей. Здесь на заводе еще работали военнопленные немцы, и вольнонаемные были. Мы как-то получили задание строить рейдовые крейсерс­кие бочки. Это такие емкости большие, метров десять в диамет­ре, для швартовки кораблей в открытом море. Я был тогда мастером. Надо было построить десять бочек. А кадров своих еще не было. К нам приезжали специалисты из Николаева. Я распределил работу: пять бочек должны были сделать николаев­цы, пять — немцы. У них был такой рабочий Бош, они его слушались. Начали делать, надо к сроку успеть. Наши быстро взялись за работу, все разметили, дырки просверлили, готовятся собирать. А немцы потихоньку работают, не торопятся. Я уже волноваться начал, но Бош меня успокаивает, что все вовремя сделают. Наши стали собирать, а отверстия не везде совпадают. А немцы сложили железо лист на лист колодой и стали сверлить по кондуктору, и у них все отлично вышло. Выполнили каче­ственно и в срок. А наши, кажется, так и не доделали.

Второй рассказ на подобную тему работника того же заво­да Василия Андреевича Годяева:

— Они работали не как мы по принципу «давай-давай». Они работали медленно, но так, что любо было посмотреть. Я приведу пример. У нас на заводе в одном из корпусов ремон­тировались машины ЗИС-5. Работали там немцы и наши. Ма­стера были русские. Как сейчас помню, приходит как-то раз в цех ныне покойный мастер Сандаков и говорит немцу, ремон­тировавшему машину: «Камрад! Шнель! Давай-давай!». Немец терпел-терпел, терпел-терпел, потом подходит к мастеру и гово­рит: «Шнель нихт гут!» И объяснил, что после работы русских камрадов по принципу «шнель-шнель» и «давай-давай» отре­монтированные ими машины, чтобы завести их, приходилось таскать на буксире, а после работы немецких камрадов в ма­шину можно было сесть и спокойно в ней ехать.

Подобные качества немецкого работника проявлялись не только в промышленности, но и в сельском хозяйстве. Вот свидетельство Александра Григорьевича Ганжи из поселка Жилино:

— Немцы работали медленно, но основательно. Приезжают с работы, бригадир спрашивает у нашего переселенца: «Сколь­ко гектаров скосил?» — «Четыре». Лошадь вся мокрая, уставшая. А у немца — шесть гектаров. А лошадь сухая, как бы не устав­шая. Немец никогда не пойдет работать, пока не приведет в порядок инструмент, не поправит сбрую. А если уж начал ра­ботать, то по пустякам останавливаться не станет. Русские по­шли курить, а он продолжает работать. У него все строго по минутам: когда работать, когда отдыхать. Он сорок пять ми­нут работает, пятнадцать минут отдыхает. На поле никогда курить не будет. Надо ему перекурить — выйдет с поля, хоть с середины, покурит и опять пойдет работать.

Отмечаемая почти всеми медлительность немцев в работе иногда диктовалась вынужденным лукавством. У Марии Нико­лаевны Токаревой возникла проблема с печкой: «Пригласи­ли двух немцев. Недели две они складывали мне печь кафель­ную. Придут, пару кирпичей положат, я их покормлю, поси­дят, покурят и уходят».

Нашим переселенцам запомнились трудолюбие и мастеро­витость немцев не только на службе, но и дома в быту. Мно­гих поражало, что по утрам женщины мели щетками, мыли тротуары и мостовые у своих домов.

Была еще одна сфера, в которой на первых порах местные жители могли проявить свои деловые качества, — торговля. Ле­том 1945 года в Кёнигсберге было зарегистрировано 33 частных магазина. Эту картину хорошо описал участник войны, оказав­шийся в Кёнигсберге в 1945 году, Петр Яковлевич Немцов:

—