Книга Горечь рассвета - Лина Манило

Всё живое поглотил огонь, вобрала в себя земля, и ни один рассвет уже не подарит радость. Пройдёт совсем немного времени, и погибнет последний, кто знал и любил этот мир. Кого Генерал убьет последним? Чью душу оставит на десерт?

Смотрю вокруг и понимаю, что ещё немного и окончательно сойду с ума. Как будто ему мало было выпить меня досуха, недостаточно просто убить. Ему нужно окончательно лишить меня разума, заставить ползать в пыли, целовать ему ноги, молить о пощаде. Он хочет полностью сломать меня, сломить бесповоротно. Да, в качестве источника питания я бесполезен для Генерала, но он жаждет мести, хочет, чтобы я расплатился за своеволие. Он всегда наказывал непокорных, так почему мне казалось, что смогу перехитрить его и сломать систему?

Сразу после того, как Генерал притащил меня сюда, я оказался подвешенным к столбу. Он смеялся надо мной, издевался, заставляя вспоминать детство, окуная с головой в прошлое. Раз за разом он показывал мне, какое я ничтожество, как мало значил без него. Напоминал, что я дерьмо, рожденное в сарае. Убеждал, что только лишь благодаря ему получил шанс стать тем, кем заслуживал. Смешно, честное слово. Чего я заслуживал? Откуда Генералу знать это? Почему он за нас, за всех нас решил, чего мы достойны. Он взял куски дерьма, научил убивать, уничтожил в нас остатки человечности, превратив в ещё большее дерьмо.

Мы должны были построить новый мир. Сейчас мне даже страшно представить, каким бы стал этот новый мир, созданный и управляемый озлобленными детьми. Потому что как ни крути, мы всё равно во многом ещё дети. Но Генерал хотел именно этого — ему не нужны были взрослые. Детьми ведь намного проще управлять.

Но мы пошли против него. Да, бессознательно, но пошли. Моя вина в том, что я решил спасти Марту. Он не ожидал того, что я, бездушный мальчик, лучшее его творение, решу кого-то спасать. Я не должен был, не имел права. Но я так поступил. Жалею ли об этом? Да. Потому что не поплыви мы тогда против течения, возможно, все наши остались бы живы.

У меня остался к Генералу один вопрос. И этот вопрос: «почему?» Почему всё пошло не так, почему все погибли, почему наш побег стал причиной гибели мира? Не может же всё рухнуть из-за пятерых детей? Я задавал этот вопрос тысячу раз, пока он смеялся мне в лицо. Я задавал его все то время, что он тыкал меня носом в мою беспомощность. Я спрашивал об этом даже тогда, когда мучитель исчез. Я задаю его и сейчас.

Почему? Почему? Почему?

Ответом мне был смех, от которого чуть не рухнуло небо.

В том месте, где серое небо целует чёрную землю, где горизонт так темен и беспросветен, я вижу яркую вспышку. Не могу понять, что это. Молния? Тогда почему не слышно грома? Господи, пусть прольется дождь — я так давно не чувствовал на коже его прохладных капель. Веревки впиваются в тело — Генерал зафиксировал меня надёжно и как бы не пытался выбраться, распутаться, не получается. Всё, чего я добился — кровавые ссадины.

Закрываю глаза — не могу больше смотреть на окружающий чёрно-серый пейзаж. Не знаю, сколько ещё продлится эта пытка. Сколько ещё может длиться это безумное бдение? Не хватает только двух воронов, сидящих по обе стороны от меня.

— Что ты жмуришься, мой мальчик? — слышу над самым ухом. — Не нравится пейзаж?

Я так сильно устал, что просто не могу реагировать. Не выдержу больше смотреть в его чёрные глаза — меня тошнит от одного его вида. Как я раньше мог быть настолько наивен и слеп? Как мог не замечать, насколько чёрная в нём сокрыта бездна? Да он в сто раз противнее той злой колдуньи из сказки Джонни.

Одно я понял, находясь здесь: мы не сможем отомстить. Я, глупец, снова заставил их поверить мне, но снова обманул. Дважды обмануть доверившихся? На это, наверное, способно действительно самое последнее дерьмо и ничтожество. А теперь они все погибнут — я лишь только отстрочил этот момент.

— Открой глаза, мелкий подонок! — ревёт Генерал мне на ухо, но я не могу. Мне кажется, сделай это, он тут же предъявит мне трупы моих товарищей. И тогда наступит моя очередь подыхать. Я боюсь, очень боюсь. — Вот, дорогие мои, посмотрите на вашего лидера, на того, кому вы верили и за кем пошли. Сейчас видите, какое он трусливое ничтожество?

С кем это он разговаривает? Силюсь открыть глаза, и сначала ничего не вижу — так сильно жмурился, что потребуется некоторое время, чтобы восстановить зрение. Перед глазами пляшут разноцветные пятна, скачут, прыгают, и сквозь эту цветную вакханалию не могу ничего рассмотреть.

— Айс, — слышу девичий голос. Он знаком мне, но понять не получается, кому он принадлежит. В моём сознании всё перепуталось, фантазия заняла место реальности, а прошлые события носятся в голове, норовя поменяться местами. — Ты меня слышишь?

— Он точно жив, — другой голос, грубее предыдущего, но тоже принадлежащий девушке. — Смотрите на его грудь — она вздымается, значит дышит.

— Тогда почему не отзывается? Что он с ним сделал?

— Явно ничего хорошего.

— И как нам снять Айса с этой верхотуры? Кто полезет?

— И куда этот урод делся?

— Не знаю, куда он ушел, но нужно торопиться, пока не вернулся.

Не понимаю, кто эти люди и что они от меня хотят? Я уже не чувствую боль, значит конец близок. Так зачем они пришли сюда? Пусть убираются!

— Уйдите от меня! Не трогайте! Я не хочу, не надо, пожалуйста, оставьте меня! — кричу из последних сил, стараясь сфокусировать зрение на тех, кто так бесцеремонно нарушил мой покой.

— Совсем Айс с ума сошёл?

— А ты бы не сошёл?

— Само собой.

Эти голоса — они ранят меня, скребут моё сознание, будто острые кошачьи когти детскую кожу. Хочу, чтобы они все заткнулись, не хочу их слышать — каждое сказанное ими слово бьет наотмашь.

— Айс, очнись! — о, этот голос особенно противен. Я не знаю, когда и где встречался с его обладателем, но где-то в подсознании всплывает мысль, что я терпеть не могу говорящего. Есть ли для этого причины, не знаю, но ненависть живет во мне. В памяти всплывает имя Роланд. Что это за имя? Кому оно принадлежит? Не знаю. Кажется, что я совсем ничего не знаю. — Ты нас слышишь, Айс? Да что с тобой такое, черт возьми?

— Для того чтобы спасти вашего приятеля потребуются более действенные методы, — отвратительный голос! Это он, Генерал! Его уж мне, как не старайся, не забыть.

Пытаюсь вырваться, скинуть сковывающие меня веревки, разорвать их, уничтожить. Я все вспомнил! Этот урод привязал меня к столбу и издевался! Широко распахиваю глаза и фокусирую взгляд на картине, что разворачивается у подножия столба. Там стоит он, возвышаясь над своими спутниками. А рядом стоят все те, кого я так боялся увидеть мёртвыми. Даже Изабель и Ланс тут, но они еще не очнулись. Даже их неугомонная собака и та никуда не делась. Зачем они Генералу сдались? Почему не оставил их валяться в подвале? Что ему до странной парочки?

— Зачем ты его привязал? — кричит Ингрид. Она всегда такая импульсивная, колкая, злая. — Зачем ты его мучаешь?