Книга Фея-Крёстная желает замуж - Яся Белая

— Ну, так в чём ирония? — с доброй улыбкой спрашивает он, накручивая на палец мой локон.

— В том, что Комитет по балансу направил меня сюда устраивать твою личную жизнь. Им, видите ли, не нравилось, что ты не спешишь создавать ячейку общества… И теперь вот ты делаешь мне предложение, и я соглашаюсь. Выполнила задание. Ну, разве не ирония?

Ловлю ладонь, переплетаю пальцы, опускаю голову ему на грудь.

— Так ты считаешь всё случившееся шуткой судьбы?

В тёмных глазах пляшут лукавые искорки.

— Конечно, а как иначе…

— А Вариант «Проделки старого Мерлина» не рассматривается?

— Мерлин? — меня осеняет. — Так всё было специально подстроено и ты об этом знал?

— Ага, с самого начала.

Легко бью его кулаком в плечо.

— Знал и не сказал?

— Да ну, и пропустить такое веселье! — ухмыляется он.

Я немного злюсь, но в тоже время рада, что не знала правды. Так было проще.

Чариус продолжает уже серьёзно:

— Мерлин был в курсе той ситуации… ну… с клеткой… — чувствуется, как тяжело ему вспоминать об этом, когда я рядом. — Решил, что таким образом мы наладим наши отношения.

— Правильно решил…

Хмурус чмокает меня в голову и ссаживает с колен.

— Если всё правильно, тогда давай не будем откладывать… Иди, одевайся и обвенчаемся, пока Мерлин здесь.

— Вот прям так сразу?

Хочется выпалить: мне же надо подготовиться, пятое-десятое, свадьба — это серьёзно.

А потом понимаю: Хмурус тысячу раз прав, мы — волшебники. Устроить всё должным образом для нас дело нескольких минут. Верно, зачем тянуть?!

Киваю, улыбаюсь и говорю:

— Жду тебя через час в Главном зале.

И, радостная, выпархиваю к себе.

В комнате меня ждёт Маб. Она нежно улыбается и открывает объятия. Падаю ей на грудь и, кажется, плачу.

В такой день любой девушке хочется побыть с мамой. Немного, до тех пор, пока ещё не произнесены священные обеты и дочка навеки не отдана мужчине. Пока она ещё мамина.

Маб гладит меня по волосам и тихонько напевает колыбельную. Вот-вот усну. Королева сновидений умеет укачивать и присылать чудесные сны, от которых не хочется просыпаться…

Но сейчас мне важнее явь. Поэтому прерываю наваждение и чуть-чуть отстраняюсь.

— Не надо… Сейчас мне нельзя засыпать…

— Хорошо, — её шёпот чарующ. — Но позволь помочь тебе. Моя дочь станет самой красивой невестой в истории Сказочной страны.

Я, конечно же, с удовольствием позволяю.

Маб создаёт мне платье из лунного сияния и ткёт фату из прозрачных радужных снов. Добавляет пыльцы на крылья и вплетает мне в волосы белоснежную звезду кадупула, «королевы ночи». Она окутывает меня нежнейшим, свежим ароматом — лучше всяких духов. В мире людей этот цветок распускается лишь однажды, в полночь и живёт только до рассвета. В Сказочной стране — не увядает никогда. В завершение туалета мать создаёт туфельки — из лепестков белых лилий, украшенных застывшими капельками росы. Шелковистые, они идеально садятся на ноги. В них будет очень удобно танцевать.

Я не выдерживаю, кручусь, чтобы полюбоваться, как волнами струится переливчатый шёлк платья. Я так легка и, наверное, сейчас смогу летать и без крыльев.

Маб подводит меня к зеркалу. Тому самому, волшебному, что стояло раньше в комнате Злобинды и дразнило её. И которое, во время гадания на суженого, показало мне Хмуруса.

Магические зеркала никогда не врут. И сейчас, когда оно, обычно болтливое и неугомонное, издаёт лишь восхищённый вздох, понимаю: правдиво, как никогда.

Я — фея, привыкла быть красивой. Но создание, что отражалось нынче в волшебном стекле, было нереальным.

Думаю, моему Чариусу понравится.

Маб довольно улыбается у меня спиной и ласково обнимает за плечи:

— Будь счастлива, дитя моё, — шепчет она, и душу мою наполняет музыка — тонкая, прекрасная, немного грустная. — Я рада, что ошибалась насчёт влюблённых фей. Любовь — чудо, она не способна убивать или обнулять. Любовь всегда дарит жизнь. Она создаёт миры. Идём, я кое-что покажу тебе.

Маб подводит меня к балкону и говорит:

— Смотри.

И я вижу их, Поэта и Сказочницу, держащихся за руки, огромных и полупрозрачных, задевающих головами облака. Они не идут, парят над вновь созданным миром. Протягивают ладони, и к ним слетаются бабочки. Наклоняются к земле — к ним тянутся цветы. Поднимают головы вверх — с ними перемигивается солнце. И всё вокруг рассказывает им свои истории — красочные или мрачные, весёлые или грустные, сиюсекундные или вечные.

Столько сказок! Они никогда не перестанут звучать! Люди больше не забудут их!

У нашего мира самые прекрасные, юные и добрые боги. Нужно только верить в них. Искренне, всей душой.

Чудеса гибнут без веры, увядают, как удивительный цветок кадупула.

Я тоже чудо и тоже в каждой частичке этого мира. Тоже огромная, как он сам. Полная им. И крохотная, как бабочка, что садится на протянутую ладонь.

Я верю, ликую, смеюсь. И точно знаю: помимо всего прочего, сказки имеют обыкновение сбываться.

Поворачиваюсь к Маб, она берёт меня за руку и ведёт навстречу счастью.

Через несколько минут сбудется и моя сказка.

Эпилог, в котором все точки, наконец, расставлены…

Как приятно сервировать стол для любимого. Называю его так, потому что пока только привыкаю к короткому, но такому чудесному слову «муж». А ещё к тому, как красив мой Чариус, когда счастлив.

Ну и пусть он зелёный! Между прочим, очень красивый цвет. Магологи говорят: зелёный — это умиротворение, радость, покой. Всегда советуют представить зелёную лужайку. А я теперь всегда буду представлять зелёного любимого.

Мы обосновались в покоях Хмуруса. Мне его комнаты виделись чёрными и мрачными. И будто он сам едва ли не в гробу спит, а всё оказалось куда лучше. Уютно, со вкусом, ничего лишнего. И постель вполне себе нормальная, даже с шёлковыми простынями. Они стали замечательным открытием — лён и хлопок грубы для моей нежной кожи. А вот шёлк, усыпанный лепестками роз, — как раз то, что нужно.

В общем, кровать мне понравилась. И то, что там случилось, тоже…

Густо краснею, стараюсь скорее прогнать воспоминание. Ставлю на стол вазочку с фруктами и попадаю в плен нежных сильных рук. Устраиваюсь у него на коленях, склоняю голову на грудь и понимаю: могу так сидеть вечно.

— Что будем делать сегодня?.. — любопытствую, хотя, судя по тому, как Чариуса интересуют поворозки моего пеньюара, ответ очевиден.