Книга В оковах льда - Карен Мари Монинг

Вопрос только в том, смогу ли я взять его на поводок? И, если получится, смогу ли удержать его за ошейник, когда понадобится?

Я осторожно подбираю слова. Принц и детектор лжи в одном флаконе. Если я смогу захомутать этого, я вообще все смогу! Это будет как вальс на минном поле. Меня восхищает такая перспектива. Такая возможность проверить свои силы.

— Спасибо за понимание, Кристиан, — говорю я.

— Без проблем. Хотя они есть. Но я с ними справлюсь.

— Другие принцы Невидимых меня пугают.

— Так и должно быть. Они ходячий кошмар! Ты не поверишь, на какую херню они способны.

Это что, ирония? То он считает себя принцем Невидимых, то вдруг ведет себя как самый непохожий на них человек. Я не говорю: Да поверю, чувак, поверю, ты тоже творишь херню. Критикой я ничего хорошего не добьюсь.

— И без меча я чувствую себя такой уязвимой…

Я возвожу глаза к потолку. Раньше дом Бартлетта был складом, потом его перестроили, оставив стальные балки и опоры открытыми. Но его там, наверху, не видно.

Внезапно он оказывается прямо передо мной, низко сгибаясь в церемонном поклоне.

— Ваш меч, миледи. Я перевернул бы небо и землю, чтобы вернуть его тебе. — Он протягивает мне меч на вытянутых руках. Смотрит на меня, и я смотрю на него в ответ, оценивая степень безумия в его глазах. И чувствую влагу в уголках своих глаз, словно вот-вот начну плакать кровью. Я сильно сжимаю переносицу. И не могу перестать на него смотреть. У него глаза, как расплавленное серебро поверх радуги, как калейдоскоп татуировок под его кожей, как река без дна, в которую можно нырнуть и плыть в ее глубине… У меня кружится голова.

— Не смотри мне прямо в глаза, милая. Прекрати! — Он хватает меня за подбородок, разрывая зрительный контакт. Проводит пальцами по моей щеке и слизывает с них кровь. — Никогда так долго не смотри мне прямо в глаза. Людям от этого плохо. — И он улыбается. — Ты заметила, я могу прикоснуться к реликвии. Я боялся, что не смогу.

Я смотрю на реликвию Светлых, которую он держит на руках, — один из четырех талисманов Фей, которых могут касаться только люди и Феи Светлого двора. Я могу взять меч, проткнуть его сердце и освободить навсегда.

Я тянусь к рукояти.

Он отступает.

— Небольшое «спасибо» не помешало бы.

— Кристиан, ты крут, — говорю я. — Сначала ты спас мне жизнь, а теперь возвращаешь меч, с которым никто другой мне помочь не смог.

— Тот гад точно не помогал.

— Он точно не помогал, — соглашаюсь я и снова тянусь к мечу. — Никто не заботится обо мне так, как ты.

— Ох, милая, ты понятия не имеешь… — почти шепчет он. — Я вижу твою суть.

— Можно мне теперь его взять? — У меня буквально руки чешутся.

Он наклоняет голову и смотрит на меня, а потом двигает головой, как все принцы Невидимых, словно голова и шея крепятся как-то не так. Впечатление жуткое.

— Ты же не собиралась убить меня им, правда, девочка?

— Конечно же собиралась. Но пока не буду. — Точно не сейчас.

Он ослепительно улыбается.

— Хорошо, потому что у меня для тебя припасен еще один подарок. Я знаю, ты любишь спасать людей, и собираюсь помочь тебе с этим. Можешь считать это предсвадебным подарком.

Я моргаю. Чего? Но либо мне удается скрыть свое удивление, либо он просто не замечает выражения моего лица, потому что продолжает говорить.

— Принцы Невидимых знают ту тварь, которая вышла из щели на складе. Они зовут его Г’лукра д’Ж’ай.

— И что это, на фиг, значит? — Подарки на свадьбу? Он что, совсем с катушек съехал?

— Это сложно перевести. У Невидимых сорок девять слов для обозначения льда, а в «д’Ж’ай» есть свои нюансы, которые я не совсем понимаю. Для краткости его можно назвать Королем Белого Инея.

— Король Белого Инея, — повторяю я. — И что он такое? Как его убить? Мечом получится? — Хотя все равно никто не сможет подобраться к нему, не замерзнув насмерть.

— Я не знаю. Но я знаю место, где это можно выяснить. Если ответ существует, мы найдем его только там. Возьми меч, девочка. Мне не нравится, что ты без защиты. И ты ведь не хочешь, чтобы я постоянно вертелся поблизости. Я не виню тебя, я знаю, каким монстром становлюсь.

Я тянусь за мечом обеими руками. С трудом сдерживаюсь. Меня трясет от радости.

Он наклоняется и вкладывает меч в мои ладони.

Я закрываю глаза и вздыхаю от счастья. Тяжесть холодной стали в руках лучше, чем мне представляется секс! Ощущение такое, будто у тебя ампутировали обе руки и ты уже учился жить без них, как вдруг кто-то вернул их на место и они замечательно слушаются. Я люблю свой меч. Я с ним неуязвима. С этой штукой в руках я не знаю ни грамма страха. Глубоко внутри, там, где моя кровь отличается от крови других ребят, что-то со щелчком становится на место и начинает работать идеально. Я и мой меч одно целое. Я теперь завершенная.

— О, какой же ты будешь женщиной, милая, — бормочет Кристиан. — В тебе достаточно страсти, чтобы управлять армией. Впрочем, у меня ее нет. Пока.

Да, я хочу иметь принца Невидимых на поводке, но одну штуку нужно прояснить прямо сейчас.

— Я не собираюсь выходить замуж.

— А кто-то говорил о свадьбе?

— Чувак, предсвадебный подарок?

Он смотрит на меня так, словно это я чокнулась.

— Кто говорил о подарках на свадьбу?

— И я не хочу управлять армией Невидимых.

— Армией? Дэни, мой милый блуждающий огонек, о чем ты? Я говорил о Короле Белого Инея. Ты идешь или нет? В такую ночь здорово быть живым. Идем охотиться на монстра. — Он подмигивает мне. — И сегодня этот монстр не я.

Ну, чувак. Иногда просто нечего больше сказать.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

«Я выхожу наверх и становлюсь на край, чтобы видеть свой мир под собой»[42]

Хороший лидер знает свой мир.

Я о своем ничего не знаю.

Хотя это не совсем правда.

Я знаю, что сто пятьдесят два шага назад стояла у окна в гардеробной Ровены и смотрела на мирную беседку в классическом саду с крытым павильоном, каменными скамьями и длинным зеркальным прудом, который Грандмистрисс Дебора Сиобан О’Коннор, умершая много веков назад, устроила для медитаций во времена смут. Достаточно далеко от аббатства, чтоб обеспечить уединение, достаточно близко, чтобы часто использовать. Серебристый пруд с кувшинками давным-давно узурпировали толстые жабы, и теплыми летними ночами в моей старой комнате, на три этажа выше комнат Ровены и двумя комнатами южнее, они много лет убаюкивали меня ленивыми баритонами.