Книга Повседневная жизнь воровского мира Москвы во времена Ваньки Каина - Евгений Акельев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В доме Каина устраивались и прочие игры. Среди вещей, обнаруженных там при обыске, имелось некое «дубье». Объясняя его назначение, хозяин поведал о том, что он и его товарищи «палками игрывали в горотки»[456]. Однако круг забав, которыми развлекались сыщик и посетители его дома, играми вовсе не ограничивался. Беглый «фабричный» Осип Соколов, укрывавшийся там долгое время, на следствии показал: «Тому ныне третий год, как он, Соколов, во время побега жил у оного Каина, живущих у него боярского человека Сергея Тулью, да суконщика Алексея Шинкарку, да незнаемо чьего беглого боярского человека Дементья Васильева поил в пиве и кормил в каше дурманом, а для чего и с какого умыслу, не знает… а об оном Соколов нигде не объявлял беспамятством». Сам хозяин при «розыске» также повинился: «Живущих в доме ево боярского человека Дементья Васильева с товарыщи дурманом в пиве и в каше кормил», но утверждал, что делал это «в шутке, а не для какого умыслу»[457].
Матвей Комаров в литературном произведении о похождениях Каина описал, как тот праздновал Масленицу: сделал «позади Мытного двора снеговую гору, украся оную елками, можжевельником, статуями, и в некоторых местах обвешал красными сукнами, на которую во всю ту неделю собиралось для катания премножество народа, и происходили разные веселости…». В примечании автор добавляет: «…место сие, на котором была сделана гора, и поныне называется Каиновою горою». «А в последний день той недели, — продолжает автор, — собрал он человек до тридцати разного звания людей и велел на той горе представлять комедию, называемую „О царе Соломоне“»[458].
Эти любопытные сведения о масленичных играх находят архивное подтверждение. В одном из показаний против судьи Московской полицмейстерской канцелярии Воейкова доноситель, между прочим, упомянул: «Да после того, а сколько времени спустя не упомнит, просил он вышеписанного советника Воейкова, чтоб он дозволил ему в Зарядье для Масленицы зделать гору, что он ему зделать и дозволил, за что де он, Каин, подарил полдюжины фарфоровых чашек, да чулки шелковые белые, да сыну ево, Алексею, когда он приезжал на тою гору кататца и заходил к нему, Каину, в гости, дал две шапки круглые бархатные — одну зеленую, а другую голубую — и околоши куньи»[459].
Хотя показания Каина, в которых упоминалась бы комедия «О царе Соломоне», нам неизвестны, всё же имеются следственные материалы, подтверждающие, что в праздничные дни в 40-х годах XVIII века в московской преступной и околопреступной среде подобные игры устраивались. В святочные дни в конце 1741 года для сыска «мошенника» Матвея Цыгана подканцелярист Сыскного приказа Иван Фомин был послан «в Татарскую улицу» на двор «фабричного» Осипа Федорова. В «доезде» чиновник доложил, что «Максима Цыганова в том дворе не получили, и для того в сыску ево, Цыганова, взял (то есть привел в Сыскной приказ. — Е.А.) показанного Журавлевой фабрики суконщика Осипа Федорова да того ж двора жильца, у которого оной Цыганов спал в ызбе, Большого суконного двора ученика Михайла Коровина», добавив любопытные сведения: «Да при том же у оного Осипа Федорова взял незнаемо какова мужскова убору, з золотной бумагой и шумихой убраного, два хвоста лошединых, два порика — один белой, другой русой, семь харь, убраны в волосах лошединых с усами. И вышеобъявленных колодников и упоминаемое незнаемо какое платье и хари объявляю при сем доезде».
На допросе Осип Федоров сказал о «приносных с ним бумажном золотном платье, калпаках и семи харях», что эти предметы «не ево, а принесли де к нему, Осипу, Журавлевой фабрики Петр Волков, Петр Кобыла, Иван Антонов сын Жижин да показанной Матвей Цыганов и, надев те хари, играли по-дьявольски и приговаривали всякие мерзкие речи». Другой приводной, жилец Федорова «фабричный» Михайла Васильев сын Коровин, более подробно объяснил появление странных вещей: «И в том доме показанной Осип Федоров собрал игрище, и играли по два вечера суконщики и наряжались в хари, а кто имяны не знает. И на том игрище для смотрения были разных чинов люди. На то ж игрище прихаживал по сему делу оговорной суконщик Матвей Цыганов и наряжался с товарищи в хари и играли по-дьявольски и, играючи, приговаривали всякие мерзкие речи»[460].
Хотя такие развлечения были характерны не только для профессиональных преступников, но и для более широкого слоя простолюдинов, всё же преимущественное участие в описанных выше эпизодах именно «мошенников», позволяет нам использовать эти сведения для характеристики воровского мира Москвы XVIII века.
«Мошенники», грабители, разбойники
Поехали из того лесу в село Работки, в котором… оного села управитель спросил, какие мы люди? Коему мы о себе объявили: мы — донские казаки, а как увидим деньги, так не подержут их никакие замки! И более не быв, из того села поехали…
Изучение около сотни показаний московских «мошенников» о совершённых ими кражах позволяет выделить наиболее распространенные виды их преступной деятельности: кражи карманные, в банях, с повозок, «домовые», разбои на подмосковных дорогах. Эти виды преступлений против собственности, имевшие особое распространение в Москве XVIII века, кардинально отличаются друг от друга с точки зрения техники их совершения.
Для профессиональных московских преступников указанного столетия была характерна «устойчивость», то есть предпочтение какого-то одного из вышеназванных видов преступлений, а также владение определенными познаниями и навыками в той или иной преступной квалификации. Но все-таки имеющиеся в нашем распоряжении данные не позволяют утверждать, что в Москве в XVIII веке уже сформировалась специализация профессиональных преступников. Многие «мошенники» круга Каина владели несколькими техниками воровства и проявляли себя в разных воровских «специальностях». Например, сам Иван Каин достиг совершенства как карманник, однако это ему не мешало время от времени участвовать в домовых кражах и ночных грабежах. Другой «мошенник», Иван Кувай, на допросе в декабре 1741 года признался в систематических карманных кражах и вместе с тем в совершении множества краж в московских банях, а несколькими годами ранее он попал под следствие в Сыскном приказе «за снятие у капитана Ивана Ильина сына Литвинова привязанного позади коляски ево с платьем чемадана»[461].
«Мошенница» Акулина Ларионова на допросе 30 декабря 1741 года так охарактеризовала противозаконную деятельность своей преступной группы, состоявшей из нескольких женщин: «И в нынешнем де 741-м году июня месяца с протчими женками салдатскими женами Дарьей, Авдотьей, Дарьей да с салдацкой дочерью Софьей Семеновыми детьми, со вдовой Матреной Исаевой и с Агрофеной Даниловой мошенничали: по площади и в рядех вынимали у разных людей платки и деньги и поныне, а во сколько поймов, того за множеством сказать не упомнит. Да в Москворецких банях украли они рубашку да гребень роговой, и оную рубашку продала она, Акулина, на площади прохожей женке, а как ее зовут, и чья дочь, и где жительство имеет, не знает, взяла шесть копеек, а гребень продала на площади прохожей жонке, взяла одну денгу. А она ж, Акулина, с теми ж товарыщи в панском ряду с прилавка украли шесть платков шелковых красных, и те платки и продала товарыщ ее Дарья Семенова Рябая за сорок копеек, а кому, того она, Акулина, не знает, и те деньги разделили по себе…»[462] Из этого показания видно, что сколоченная из одних женщин воровская шайка совершала различные виды краж.
