Книга Рилла из Инглсайда - Люси Мод Монтгомери

Иерусалим! Над тобой реет «английский флаг-метеор»… турецкий полумесяц исчез. Как затрепетало бы сердце Уолтера, если бы он узнал об этом!

18 декабря 1917 г.

Вчера прошли выборы. Вечером мама, Сюзан, Гертруда и я собрались в гостиной и затаив дыхание ждали — папа ушел в деревню, чтобы узнать результаты, как только они поступят. У нас не было другой возможности узнать новости, так как магазин Картера Флэгга не на нашей телефонной линии, а когда мы пытались дозвониться через центральную станцию, нам все время отвечали, что линия занята… и немудрено, так как в радиусе нескольких миль все пытались дозвониться в магазин Картера по той же причине, что и мы.

Около десяти вечера Гертруда взяла телефонную трубку и случайно перехватила чей-то разговор с Картером Флэггом. Она без зазрения совести подслушала и получила то, что пословица обещает всем подслушивающим[112], — а именно неприятное известие: коалиционное правительство «ничего не добилось» в западных провинциях.

Мы переглянулись в ужасе. Если правительство не сумело добиться победы на Западе, это означало поражение.

— Канада опозорила себя в глазах всего мира, — с горечью сказала Гертруда.

— Если бы все поступили так, как семья Марка Крофорда на той стороне гавани, такого бы не случилось, — простонала Сюзан. — Они заперли своего дядю сегодня утром в амбаре и пригрозили, что не выпустят, пока он не пообещает проголосовать за коалицию. Вот это я называю действенным аргументом, миссис докторша, дорогая.

После этого мы с Гертрудой совсем лишились покоя. Мы расхаживали по гостиной, пока у нас не заныли ноги, и тогда мы просто вынуждены были снова сесть. Мама вязала, размеренно, не останавливаясь, и притворялась спокойной и невозмутимой… притворялась до того хорошо, что сумела обмануть нас всех, и мы завидовали ей до следующего утра, когда я увидела, как она распускала носок — четыре дюйма, которые связала накануне там, где должна была начать пятку!

Папа пришел домой после полуночи. Остановившись на пороге, он смотрел на нас, а мы на него. Мы не осмеливались спросить его, какие он принес новости. И тут он сказал, что это Лорье «ничего не добился» на Западе и что коалиционное правительство победило значительным большинством. Гертруда захлопала в ладоши. Мне захотелось одновременно и засмеяться, и заплакать; глаза мамы засверкали, словно звезды, совсем как в прежнее время, а у Сюзан вырвался странный звук — что-то среднее между «ах» и «ура».

— Эта новость не слишком утешит кайзера, — сказала она.

Потом мы разошлись по спальням, но были слишком взволнованы, чтобы заснуть. В самом деле, как торжественно сказала сегодня утром Сюзан: «Политика — слишком большое напряжение для женщины».

31 декабря 1917 г.

Прошло наше четвертое военное Рождество. Мы пытаемся собраться с духом, чтобы вынести еще один год такой жизни. Германия одерживала победы почти все прошлое лето. А теперь говорят, что она перебрасывает все свои войска с русского фронта на запад для своего Большого Наступления предстоящей весной. Иногда мне кажется, что мы просто не сможем пережить предстоящую зиму в ожидании этого наступления.

Я получила целую пачку писем из Европы на этой неделе. Ширли теперь тоже на фронте и пишет обо всем так же спокойно и сухо, как писал раньше о футбольных матчах в учительской семинарии. Карл написал, что несколько недель идет дождь и что по вечерам в окопах он всегда вспоминает ту ночь, когда сидел на кладбище, наказывая себя за трусость, которую проявил в истории с призраком Генри Уоррена. В письмах Карла всегда много шуток и забавных описаний. Накануне того дня, когда он писал это письмо, у них была большая охота на крыс — они закалывали их штыками. Он перебил больше всех и получил приз. У него есть ручная крыса, которая его знает и спит по ночам у него в кармане. Крысы не вызывают у Карла такого отвращения, как у некоторых других людей… он всегда дружил со всеми маленькими живыми существами. Он говорит, что изучает повадки окопных крыс и собирается когда-нибудь написать на эту тему трактат, который прославит его имя. Письмо Кена было коротким. Все его письма теперь довольно короткие… и в них не часто проскальзывают те небольшие, милые, неожиданные фразы, которые я так люблю. Иногда я думаю, что он совсем забыл о том вечере, когда приходил сюда попрощаться… и тогда неожиданно нахожу в его письме строчку или слово, которые говорят мне, что он помнит и всегда будет помнить. Например, в сегодняшнем письме не было ничего такого, что не могло бы быть написано любой его знакомой, — ничего, кроме подписи: «твой Кеннет» вместо обычного «искренне твой Кеннет». Опустил он это «искренне» намеренно, или это была просто небрежность? Я пролежала без сна половину ночи, думая об этом. Он теперь капитан. Я рада и горда… и вместе с тем «капитан Форд» звучит так, словно это кто-то очень важный и далекий от меня. Кажется, что Кен и капитан Форд — это два разных человека. Возможно, я практически помолвлена с Кеном — мамино мнение на этот счет служит мне оплотом, — но я не могу быть помолвлена с капитаном Фордом!

А Джем теперь лейтенант… его повысили в звании прямо на фронте. Он прислал мне фотографию, на которой он уже в своей новой военной форме. Он выглядит худым и старым… старым… мой юный брат Джем. Не могу забыть мамино лицо, когда я показала ей этот снимок.

— Это… мой маленький Джем… малыш нашего Дома Мечты? — вот и все, что она сказала.

Пришло письмо и от Фейт. Она работает в добровольческом медицинском отряде в Англии и пишет обо всем с надеждой и радостью. Я думаю, она почти счастлива: ей удалось повидать Джема во время его последнего отпуска, и она так близко от него, что даже смогла бы приехать к нему, если бы он был ранен. Это так много значит для нее. Ах, если бы я только могла быть там вместе с ней! Но моя работа нужна здесь, дома. Я знаю, Уолтер не хотел бы, чтобы я покинула маму, а я стараюсь «держать слово», данное ему, во всем, вплоть до мелочей повседневной жизни. Уолтер погиб ради Канады — я должна жить ради нее. Об этом он просил меня.

28 января 1918 г.

— Я поставлю мою носимую ураганами душу на якорь британского флота и испеку печенье с отрубями, — сказала сегодня Сюзан, обращаясь к кузине Софии, которая пришла к нам с какой-то наводящей ужас историей о новой и непобедимой подводной лодке, только что спущенной на воду в Германии[113]. Сюзан сейчас не в духе из-за новых призывов экономить продукты. Ее верность коалиционному правительству подвергается жестокому испытанию. Первый удар она перенесла мужественно. Когда пришло распоряжение насчет муки, Сюзан сказала довольно бодро: