Книга Дом для Пенси - Анна Лерой

в ответ. Мысли заволакивает туманом. Дверца, которая ведет в комнатку, рассчитана на ребенка, а не взрослую женщину. Но ей удается протиснуться. Внутри ее накрывает волной спокойствия и сонливости. Пенси устраивает на боку, сворачивается, как может. Тепло жар-камней топит многолетний лед, под пальцами появляются капли воды. Пенси нащупывает что-то под снегом, обхватывает это всей ладонью и притягивает к груди. Глаза ее закрываются, и звуки пропадают, поглощенные частично разрушенной, но всё еще действующей комнатой.

Пенси скучает.

Мамочка по-прежнему часто спит, а папочка пропадает далеко в лесу. С собой ее не берет. А ведь ей так скучно: в этом доме не сильно много интересного, разве что фигурки, которые ей приносит папочка, да несколько книжек. Но и они надоедают. Да еще зачем-то надо сидеть в своей комнате.

Ах, если бы выйти погулять. Но ей нельзя. Или можно? Ведь мама спит.

Она только одним глазком. И даже не будет трогать тяжелую каменную дверь, выползет из окошка. Она ловкая и быстрая. Туда — и обратно. Ведь папа скоро вернется.

У выхода растет лаваска, и у нее черненькие вкусные ягодки. Пенси собирает целую горсть и сыпет их себе в рот. Такие вкусные!

Может, угостить ими маму? И она поправится.

В этот раз она собирает горсть больше, поэтому не сразу замечает, как из-за куста показывается длинная, тяжелая морда, полная острых зубов. Слюна чудовища капает на землю.

Ягоды падают с ладони, рассыпаются по земле. Пенси кричит. А потом вокруг взвивается яркое пламя, а поперек живота ее хватает сильная, горячая рука.

Чудовище визжит, оно огромное и страшное. Деревья вокруг вспыхивают. Огонь везде. Но среди дыма есть еще кто-то, такой же страшный и огромный.

— …ларетис! — слышит Пенси, когда они бегут внутрь дома. Ей тяжело дышать, дым противный. Она кашляет. Стена перед ними разваливается. Пенси оказывается в руках мамочки. Она хочет извиниться, она не хотела. Мама сильно обнимает ее, а потом снова отдает отцу и исчезает в дыму.

— Ма-а-а! — кричит Пенси. Ей страшно.

Отец укладывает ее в маленькой комнате, надоевшей комнате. Ох, лучше бы она вообще не выходила из нее!

— Па! — тянется Пенси. Но папочка ласково гладит ее по голове и закрывает глаза. Дверца закрывается.

«Сокровище, будь хорошей девочкой и подожди», — говорят ей, и она слушается. Она теперь всегда будет слушаться.

Далекий крик заставляет ее сжаться, а следующая за ним тишина еще страшнее. Идет время, но никто не приходит.

Пенси ждет, она обнимает игрушки и ждет, пока наконец не засыпает.

Фалетанотис сидит в снегу, прислонившись к стене снаружи комнаты. Сидит недолго, едва ли она спала больше полчаса. Пенси просыпается резко: глубоко дышит, сглатывает слезы и разжимает пальцы на искусно сделанной фигурке.

— Ты знал?

Она осматривается и находит среди снега и льда пролежавшие многие годы другие такие же: резные, деревянные, впитавшие заботу и любовь фигурки. Это видерс, даже не нужно угадывать: она это чувствует.

— Сначала только предполагал. Потом убедился. Когда увидел Кейру.

— Полукровок не бывает.

— Нет, никак и никогда.

— Они заперли меня здесь. Я видела это в кошмарах, — глухо бормочет Пенси. — Я рыдала и кричала, но никто не вернулся.

— Здесь не самый безопасный лес, да он никогда и не был. Но есть причина, зачем сюда нужно было прийти.

— Причина? — повторяет Пенси.

— Да, у них появилась ты. Нужен был видерс, подпитка: ей после родов, ему после всех усилий, что понадобилось приложить, чтобы ребенок выжил в этом мире. В городе у них было бы больше шансов. Но как ты понимаешь, карены не видели смысла сидеть на одном месте или собираться в толпы. Любой дом мог стать прибежищем, а их, как ты видишь, раскидано по этим землям немало, — продолжая говорить, Фалетанотис вытягивает ее из комнатки и ставит на ноги. — Наверное, роды застали их в пути. Так что у них оставался только один выход: переходить от одного скопления сомы к другому, окрепнуть, воспользовавшись видерсом, и снова продолжить путь...

— Навстречу другим каренам? — Пенси медленно раскачивается на месте, обхватив ладонями плечи.

— Да, навстречу помощи. Я думаю. Они были молоды. Застали те времена, но не вошли в полную силу. А ребенок был слишком слаб. Поэтому они позаботились о специальный игрушках, которые ребенок не выпускал бы из рук. Но на себя времени у них не хватило, — Фалетанотис проскальзывает в пролом одной из стен и меряет высоту дыры. — Здесь было что-то большое. Вергос или даже дарастера.

— Во снах я видела огонь. Их сожгли?

— Вряд ли, — качает он головой. — Дивности, которые были способны на такое, вымерли самыми первыми. Те, которых вы ловите по лесам, лишь мелкие остатки, скорее животные, чем дивности.

— Было что-то еще? Страшнее? — оборачивается она к Фалетанотису, наконец-то, кроме отупения, она чувствует хотя бы слабое удивление. — Но как карены могли жить среди таких чудищ?

— Просто когда-то они были самым жуткими, сильными и умными из страхов, — хмыкает он и щелкает ногтем по своему дейд. — Огонь использовал кто-то из твоих родителей. Наверное, это было последнее, что он мог сделать, — защитить тебя огнем, пока второй отвлекал монстра. Истощенному организму нельзя применять такие мощные способности. Этим он приблизил свою смерть: потратил всю сому, что поддерживала в нем жизнь.

— Я помню их, — шепчет Пенси и прижимает руки к ушам. Она слышит женский крик, мельтешение кошмара постепенно обретает четкость: и белая тень, упавшая, смятая, протягивающая к ней руку, оказывается хрупкой женщиной с покрытыми перьями плечами, а черная тень, что забрала ее у этой женщины, смуглым мужчиной. У Пенси его глаза. У Пенси ее цвет волос и такой же кривящийся в отчаянии рот.

— Но как же теперь? — она не может остановиться: срывается с места и ходит вокруг стен, топчет снег, сжимая и разжимая кулаки. В голове то совершенно пусто, то слишком тесно от мыслей. Фалетанотис ловит ее на очередном витке:

— Твои первые родители — карены, да. Когда пришли охотники, защита истрепалась, поэтому дивности просто не могли найти лазейку и сожрать тебя. Твои вторые родители — люди. И те, и другие сделали всё, чтобы тебя спасти. Им удалось. Ты действительно Удачливая, Пенси Острая.

— Но я карен? — она поднимает на него глаза. Ей так хочется,