Книга Огневица - Анита Феверс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Полагаю, наш бравый огненосец сейчас милуется с красавицей хозяйкой, – хмыкнул шехх, на мгновение став похожим на себя прежнего, того, каким вошел под сень Чащи. – А вот где Итрида, я и сам хотел бы знать, клянусь пламенным ликом Алте-Анкх… Интересно, что она отдала Чаще за право попасть сюда?
– А ты? – Храбру стало тревожно.
Он чуял, что шехх не ответит; так и вышло. Даромир лишь ухмыльнулся, отодвинул чашку и поднялся с лавки, потянувшись как кот.
– Что ж, пойдем подышим.
Дверь открылась неохотно, поскрипывая старческим голосом, точно пеняла двоим молодым мужчинам на их излишнюю рисковость. Но ни один из них не обратил внимания на возмущение деревяшки. Первым с крыльца, чуть возвышающегося над землей, спрыгнул Даромир. Перекатился с носка на пятку, радуясь прикосновению к земле, и, насколько это было возможно при здешнем воздухе, глубоко вдохнул. Следом спустился Храбр и хлопнул приятеля по плечу.
– Вон там пригорочек вполне приятный с виду. И тенек, а то солнце тутошнее уж дюжа злое. Я прихватил пироги и взвар, – Храбр поднял кувшин и блюдо со снедью.
– Преклоняюсь перед твоей предусмотрительностью. Жаль только, что у Хранительницы не водится ничего крепче взвара.
– Напиваться в Нави – последнее, чего бы мне хотелось, – Храбр покачал головой и первым пошел к облюбованной полянке.
Но не успели они расположиться поудобнее, как из-за деревьев за их спиной донесся перезвон девичьего смеха. Даромир вскинул голову, раздувая ноздри и вглядываясь в чащобу. Ему показалось, будто там мелькнуло что-то светлое, но как он ни присматривался, больше увидеть ничего не удалось.
Смех раздался снова, теперь уже с другой стороны. Храбр встал рядом с приятелем, так же напряженно всматриваясь в лес. Стволы деревьев чуть серебрились, словно покрытые инеем. Чем дальше от поляны они росли, тем теснее сдвигались. Храбр подошел поближе и встал там, где заканчивался шелковистый зеленый ковер и начинался седой мох. Носки его сапог едва не касались невидимой границы. Уловив какое-то шевеление, Храбр знаком подозвал шехха. Даромир на стороженно прислушивался, пытаясь уловить легкие шаги, но всем, что обитатели Чащи дозволили ему услышать, был лишь смех.
– Как думаешь, кто это? – шепотом спросил Храбр.
– Уж точно не люди.
Там, в глубине леса, двигались тени. Чем дольше бродяжники смотрели туда, тем больше начинали различать. Очертания кустов и низко склонившихся веток. Мелькание желтых огоньков в переплетении серости – то ли светляков, то ли чьих-то глаз. Крупные мохнатые тени стаей пронеслись мимо, чудом ввинчиваясь в промежутки между стволов, и до людей снова донесся смех – на сей раз дикий гогот, от которого кровь стыла в жилах.
– Да тут живности поболее, чем в обычном лесу будет, – шепнул Храбр.
Вдруг словно из-под земли перед ним возникла девушка. Ее глаза были непроницаемо черны. Две темные косы змеились по груди и спускались до бедер. Девушка прижалась к границе, которая отделяла людей от Серой Чащи, и очертания ее тела отчетливо проступили сквозь тонкую рубаху, не скрывающую почти ничего.
– Чтоб тебя!.. – Храбр отшатнулся от неожиданности. Выругался еще раз, и его рука скользнула к топорику, висевшему на поясе.
Мавка ползала по незримой преграде, ощупывая ее мертвенно-белыми ладонями. Даромир, поначалу так же, как и Храбр, шарахнувшийся назад, первым совладал с собой и подошел поближе. Шехх встал напротив мавки, внимательно ее разглядывая. Навья тварь подняла голову и расплылась в улыбке, обнажив мелкие острые зубки. Раздалось шипение – она тихонько смеялась. А потом пальчиком поманила шехха за собой. На ее голове был венок из крапивы и папоротника; густые листья свисали на глаза навьей твари, скрывая их мертвенную черноту и оставляя лишь загадочный блеск.
– Дар, отойди от нее!
– Она не причинит нам вреда, – медленно проговорил шехх, не глядя на приятеля.
Храбр выругался и тронул Дара за плечо, но тот лишь дернул им, сбрасывая руку воленца.
– Как тебя зовут? – спросил Даромир негромко.
Мавка перестала смеяться и удивленно склонила голову к плечу.
– Дар!
– Тебе никогда не было интересно, как они живут? Навьи твари? – Даромир наконец глянул на Храбра, и тот поразился, как взгляд шехха стал походить на черные глаза мавки, прислушивающейся к их разговору.
– Они не живут, Дар. Все, чего они хотят, – убивать. Мавки – это тебе не русалки. Те защекочут, в воде потаскают да отпустят. Если и утопят, то заигравшись, а не по злобности. Мавки же… Они мертвые, Дар. Мертвые, но не ушедшие в Навь. Застряли посередине и мечтают снова стать живыми. Только это невозможно, и они, – Храбр указал топориком на мавку, – это знают. Оттого и бесятся. Оттого и рвут на части тех, кто соблазнится на их голосок и сиськи.
– Ты сам говорил: защита не подпустит навий к нам, – Даромир отвернулся. – Я просто хочу с ней поговорить.
Храбр сплюнул и сердито махнул рукой.
– Делай что хочешь.
Он отошел в сторонку и сел так, чтобы видеть мавку и Дара. Топорик положил на землю возле руки. Дар улыбнулся воленцу и отвернулся, более не обращая на него внимания.
– Так как… – начал было Даромир, но мавка его перебила:
– Я могу показать.
– Ты говоришь? – шехх удивился, но потом рассмеялся над собой. – И вправду, чего это я…
– Могу показать, – настойчиво повторила мавка и прижала ладонь к границе.
Шехх, точно завороженный, приложил руку с обратной стороны. Ручка мавки была маленькой, вполовину меньше его ладони. Ее кожа на фоне его загара отливала мертвенной синевой.
Мавка перевела взгляд черных глаз от их сомкнутых ладоней на лицо шехха.
– Ты хочешь знать, что мы чувствуем. Выйди ко мне, и я покажу. Всего один шаг.
– Думаешь, я не знаю, чего ты хочешь? – Даромир усмехнулся. – Нет уж. Я еще не готов.
– Это ты так думаешь, – мавка снова прижалась всем телом к границе.
Она смотрела на шехха снизу вверх, и ему показалось, что он начал различать чувства в ее взгляде. Желание… голод… боль. И понимание.
– Я тебя чувствую, – прошептала она. – Внутри ты такой же, как мы, только еще противишься. Пойдем со мной. Я буду тебя любить.
С каждым словом ее голос словно обретал краски. Он больше не шипел, в нем расцветало тепло и нежность. Даромира захлестнула тоска. Он сделал маленький шаг