Книга Дворянские гнезда - Нина Молева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И все время Е. Д. Поленова совершенствует свой изобразительный язык, ищет его новые формы. В 1895 году В. Д. Поленов пишет из Парижа: «Я говорил с Лилей о ее работах, и она высказалась, что ей очень хотелось поработать в Париже месяцев пять-шесть, но что не может этого сделать из-за мамаши… Ей хотелось бы уехать в феврале будущего года и пробыть до осени или зимы. Я этому очень сочувствую, мне самому этот раз Париж понравился больше, чем когда-либо; работа тут так и кипит, разнообразная, энергичная, завидно делается. Начинающему художнику опасно: можно угореть, а стоящему уже на ногах, как Лиля, только полезно».
Работать! Главное работать! Но в тот же год уходит из жизни мать, с потерей которой нелегко справиться. Сама же художница попадает в уличную катастрофу. После тяжелейшего ушиба головы у нее начинает развиваться болезнь мозга. А ведь она задумала интереснейшее дело – организацию «Народно-исторических выставок» при вновь созданном Московском товариществе художников и уже написала для них картины на сюжеты из русских летописей: «Убиение князя Бориса», «Видение Бориса и Глеба воинам Александра Невского». Художницы не стало в 1898 году. Братья создали ей достойный памятник: на проценты от оставшегося после сестры капитала была образована стипендия для художников имени Елены Дмитриевны. Маленькая – всего 300 рублей, и все же… Как эти деньги могли быть нужны даже самым именитым мастерам! В 1904 году Валентин Серов пишет В. Д. Поленову: «Если бы я очутился в трудном положении, я охотно взял бы премию имени Елены Дмитриевны, но… деньги у меня есть на все лето. Еще, быть может, представится случай помочь этой премией если не мне, то кому-нибудь другому». Елена Дмитриевна продолжала беззаветно заботиться о ближних.
У художника была мечта, в которой он не признавался никому. Да и зачем? Мечта требовала средств, а их у Михаила Александровича Врубеля просто не было. За плечами – блестяще завершенный университетский курс, широчайшая образованность, знание многих, в том числе древних, языков. Но чтобы всем этим пользоваться, следовало отказаться от единственного пристрастия – живописи.
Живопись Врубеля не нужна была никому и в первую очередь знаменитому Павлу Михайловичу Третьякову. Ее не понимали. Глядя на его работы, пожимали недоуменно плечами. Больше всего горя это приносило отцу, который не знал, как отзываться на опыты своего любимца.
И вот годы нищеты, голода. Редких и незначительных заработков. Работа гувернером в чьем-то поместье. Встреча с таким же безнадежно непонятым живописцем – Костенькой Коровиным. Дружба, которой никто из окружающих не мог объяснить. Наконец, поездка в Москву, благо бесплатно, благо с итальянской цирковой труппой. Первый московский адрес – в заезжем дворе на Цветном бульваре. Рекомендательное письмо в Волков переулок на Большой Пресне. Как обычно, бесполезное. Быстро наступившие осенние холода и жилье в нищей мастерской Костеньки Коровина, радостно встретившего его на Малой Дмитровке.
Заказов не было у обоих. По ночам в большом красном тазу – вместо ванны! – около буржуйки замерзала вода. Дворник время от времени приносил заказы на поздравительные ленты к именинным тортам – по пятаку за штуку. Как раз на ситный и самую малость дешевой колбасы. Крошки доставались единственному товарищу по жилью – выходившей на свет от печки мыши. А работа шла над «Демоном»…
Декорации в Частной Русской опере С. И. Мамонтова предоставляли короткие передышки, но не стойкую надежду. Между тем мечта все чаще и упрямее давала о себе знать: городская усадьба в Москве. Пусть самая маленькая. Зато утонувшая в зелени. Непременно с террасой. Растрескавшимися белыми колоннами. Чуть покосившимися ступеньками к заросшим травой дорожкам.
Потом все-таки пришло счастье. Любовь. Собственная квартира в доме шелкового промышленника Жиро, на углу Пречистенки и Зубовской площади. Вся отделанная собственными руками. И рядом – будто нарочно – воплощение мечты: дом № 37 начальника тульских оружейных заводов генерал-лейтенанта Макшеева-Машонова. Она и сегодня существует рядом с полностью переделанным домом Жиро. Мечта Михаила Александровича Врубеля. Пусть несостоявшаяся, но все еще живая.
О тяжелой, странной и загадочной жизни художника и его избранницы, наш рассказ.
Они не могли не встретиться – художник оперной постановки и исполнительница главной партии. Михаил Александрович Врубель и Надежда Ивановна Забела. Это должно было произойти еще в Москве, но случилось в Петербурге. На гастролях Частной русской оперы Саввы Мамонтова. Подправить декорации к опере Гумпердинка «Гензель и Гретель» надлежало Константину Коровину, вместо приятеля приехал Врубель.
Знакомство состоялось за кулисами Панаевского театра. Художник навсегда запомнил щербатые доски сцены, пыльные складки декораций, бухты каната, сладковато-душный воздух и первые слова, обращенные к певице, актрисе. В день смерти он повторит все им сказанное. Слово в слово. Как молитву.
Можно долго и скучно спорить о том, бывает ли любовь с первого взгляда. Отрицать. Соглашаться. Колебаться. Между тем любовь – всегда с первого взгляда. Другое дело – как долго будет прорастать запавшее в душу зернышко, насколько человек себе верит и способен дать свободу собственному чувству. Михаил Александрович и Надежда Ивановна поверили сразу и бесповоротно. Несмотря на возраст и опыт прожитых лет. Певице – почти тридцать. Ему – сорок. И множество нерешенных или попросту неразрешимых проблем. Беззаботное счастье было не для них, и оба отдавали себе в этом отчет…
Фото репродукции картины М. Врубеля «Демон сидящий». 1890 г.
В свое время отец недоумевал: зачем его единственному сыну, получившему блестящее университетское образование, оставлять надежную и прибыльную профессию юриста и начинать все сначала в качестве рядового ученика Академии художеств? Профессиональный военный, Александр Врубель сделал для сына все, что только позволяло жалованье, распределявшееся, правда, на очень большую семью. Первый брак отца оказался недолгим. Анна Григорьевна, урожденная Басаргина, умерла, оставив четверых детей, когда Мише едва исполнилось три года. Последовавший через несколько лет второй брак не принес маленьким Врубелям огорчений. Елизавета Христиановна Вессель оказалась добрым и хозяйственным человеком. Художник всегда будет называть ее мамой и никогда не забудет, что именно ей обязан превосходным знанием и пониманием музыки: мачеха была великолепной пианисткой.
Отцовская служба постоянно заставляла семью менять место жительства. За Омском, где родился будущий художник, следует краткое пребывание в Петербурге. Заметивший склонность сына к рисованию, отец пользуется возможностью водить его на занятия в Школу Общества поощрения художеств. На следующий год, уже в Саратове, к Врубелю приглашают учителя рисования местной гимназии. В истории семьи сохранился эпизод с появлением в городе копии с фрески Микеланджело «Страшный суд». Отец не преминул отвести сына ее посмотреть, после чего восьмилетний мальчик сумел воспроизвести фреску по памяти во всех деталях.