Книга Фенрир. Рожденный волком - Марк Даниэль Лахлан

Жеан ощутил, как что-то шевелится внутри, холодная тень то­го гнева, который он уже испытывал. Теперь он был незнаком се­бе самому. Сила, бушевавшая внутри него во время похода до Сен-Мориса, покинула его, сменившись апатией и заторможенным мышлением. Он понимал, что если не сосредоточится как следу­ет на том, что находится перед ним и вокруг него — на булыжни­ках двора под ногами, на голосах викингов, — то другая реаль­ность, на пороге которой он застыл, прорвется и захлестнет его.

— Кое-что стоящее найдется и для тебя, слуга Христа, — ска­зал Эгил.

— Но-но, я теперь тоже слуга Христа, — сказал Офети. — Всего полдня ему поклоняюсь, а уже получил такую награду. Послушай­ся моего совета — помолись ему. Дело того стоит.

Офети бросил Жеану прекрасный плащ, подбитый мехом. Же­ан понюхал его. Лисица. Мех пах для него так, словно его вовсе не обрабатывали. Он ощущал сочащееся от шкуры потрясение, жи­вотный страх тех, кого поймали и убили, самок и самцов, лисят и матерых лисов. Он набросил на себя плащ.

— Эй! Да что с тобой? — Это снова был Офети. — Надо же бы­ло вытереться.

— Говорю тебе, Ворон что-то с ним сделал, — сказал Эгил. — Ты погляди на его зубы.

Офети заглянул в рот исповеднику.

— У него кровь идет, — сообщил он.

— Только вот что странно: кровь изо рта течет, а ни единого си­няка и в помине нет. Просто удивительно, — сказал Эгил. — А кто у нас мастер удивлять? Ворон.

— Ты как себя чувствуешь? — Офети положил руку монаху на плечо и заглянул в глаза. Потом покачал головой. — Похоже, ты прав, Эгил. Тут замешана магия. Но ведь он спас мне жизнь, и я спа­су его. Давайте-ка, помогите мне его одеть.

Офети с Эгилом стащили с Жеана одежду, но он и не думал сопротивляться. Затем они натянули на него вещи погибших во­инов Греттира: две рубахи, две пары штанов, отличные сапоги, набросили два плаща. Пока они проделывали все это, Жеан вспомнил, каким он недавно был: слабым, изломанным калекой. Монахи одевали его, монахи его мыли. С самого детства он полагался на заботы других людей. Странное спокойствие охвати­ло его оттого, что знакомые действия совершаются в знакомой обстановке.

Офети нахлобучил на Жеана шапку из бобра и сунул ему в руку посох с крестом. Жеан выронил посох, равнодушно глядя, как тот падает на землю.

— Ладно, тогда я сам возьму. Пригодится, пока не дойдем до до­ма, — заметил Офети. — А ты настоящий хитрец, монах, что такое придумал. — Он поглядел в лицо Жеана, но не прочел на нем ни единой мысли. — То есть был хитрецом. Тебя знобит. Хороший знак. Так часто бывает, когда тело начинает отогреваться.

Викинги нагрузили поклажей всех лошадей, каких удалось най­ти. Все они надели по три — по четыре плаща, меховые шапки и да­же перчатки.

— Надо сказать о Греттире, — произнес Астарт, — он был хо­роший конунг, щедро дарил кольца. Только взгляните на это бо­гатство.

— Он напал на торговое судно, пришедшее с севера, в первый же день, как только присоединился к осаде, — сказал Офети. — Тоже были отличные трофеи, слава Тюру, Христу и Иисусу за это.

— Христос и есть Иисус, так же как Один — Гримнир. Это такое прозвище, — пояснил Фастар.

— Все боги любят скрываться за прозвищами, — согласился Офети, — так им легче наблюдать за своими почитателями.

Кухня была полностью разграблена, однако в «теплом доме» оставался хлеб. Берсеркеры видели пену на губах мертвецов и по­няли, что тех отравили, поэтому весь хлеб, копченое мясо и суше­ные фрукты пришлось старательно обнюхать и осмотреть. Эгил продолжал обнюхивать еду, которую они забирали с собой.

— У меня есть идея, — сказал Астарт, — пусть первым попро­бует монах.

— Неплохая мысль, — согласился Варн. — Дать ему прямо сейчас?

— Из моей доли он ничего не получит, — заявил Эгил.

— Твоей доли отравленного мяса? — уточнил Астарт.

— Все равно это моя доля, — отрезал Эгил.

— По его виду я бы сказал, что он уже попробовал что-то. Вы­глядит он нездорово.

Жеан огляделся вокруг. Что-то странное творилось со светом. Он отчего-то казался более ярким, краски приобрели особенную живость. Снег стал не просто белым. Он был подернут тонкой, едва различимой дымкой, на которой сверкали зеленые, красные и корич­невые искры, а вокруг них расходилось многоцветное сияние, как будто слабый свет превращал кристаллы замерзшей воды в радугу. И стены монастыря стали скользкими и влажными от красок. Кра­ски имели и запахи: от викингов пахло растениями из лесов вокруг Парижа, отовсюду тянуло мочой и экскрементами животных и лю­дей, замерзшими мхами и плесенью, ржавым железом от кольца ко­новязи, вделанного в камень, сырой древесиной от поилки рядом с ним, сладковатой гнилью дыхания людей, вонью разложения от по­койников, впитавшейся в украденную одежду, и эта вонь смеши­валась с запахом пота и грязи живых берсеркеров. Запахи завора­живали Жеана и приводили в восторг. Весь мир был испещрен восхитительными яркими пятнами. Только у бледной девочки рядом с ним не было никакого запаха, даже запаха пота, никакого звучания.

— Ты должен окунуть нас в воду, монах. Тогда мы каждый день будем добывать такие трофеи, — предложил Варн.

— Никто меня не загонит в воду в такую погоду, — проворчал Эгил.

— Подумаешь, погода, и что теперь? — сказал Варн. — Они, меж­ду прочим, и детей окунают. В этих своих ледяных церквях посре­ди зимы. Удивительно, что половина не перемерла.

— Это хороший способ отобрать самых крепких, — заметил Астарт. — Если ребенок плачет, они бросают его в горах — это чи­стая правда, так мой дядя говорил.

«Викинги рассуждают о Боге», — дошло до Жеана. Бог. Слова из Библии уже не приходили к нему сами. Он пытался вспомнить хо­тя бы строчку, молитву, псалом, чтобы прояснилось в голове.

— Отец, почему Ты оставил меня?

— Что? — переспросил Офети.

— Он бредит, — сказал Эгил. — Бросим его здесь.

Офети покачал головой.

— От северного побережья нас отделяет двадцать вражеских племен; он поможет нам расправиться с половиной из них. Привя­жите его к лошади и накиньте еще один плащ. Он замерзнет, если не будет двигаться. Пошевеливайтесь. Сверху мы хорошенько огля­дим реку и двинемся на север. Если сумеем купить или стащить лодку, еще лучше. Не успеет закончиться месяц, как мы уже будем пировать с нашими семьями.

Жеан почувствовал, как его поднимают; точно так же его под­нимали много раз в его жизни. Только на этот раз потребовалось два берсеркера, чтобы усадить его на коня.

— Что он ел? — удивился Варн.

— Камни, судя по тяжести.

— А ты крепкий мужик, монах, — заметил Офети. — Даже если ты наглотался яду, могу поспорить, что через пару дней снова бу­дешь как огурчик.

Руки Жеана свободно привязали к луке седла, ноги вдели в стре­мена, после чего берсеркеры тронулись в путь, двигаясь обратно к перевалу. Жеан поглядел влево. Девочка с полным ненависти взглядом шла рядом с ним. Ему показалось, что она одобряет вы­бранное ими направление.