Книга Симфония тьмы - Чингиз Абдуллаев

– Что вам еще нужно? – сердито спросилОливейра. – Уходите отсюда! Не нужно его нервировать.

– Я просто хотел сообщить вам некоторые новости, –тихо сказал Дронго. – Два часа назад на ваш центр в Каруже, под Женевой,напали. Кажется, у вашего Фонда там серьезные неприятности.

Менеджер хмуро взглянул на него.

– Что вы об этом знаете?

– Ничего. Просто я хотел вам сообщить. Два часа назадособые подразделения групп специального назначения ЦРУ и МОССАДа начали штурмвашего центра в Каруже. Действия групп контролируются и космическими спутникамиразведывательной службы России. У вашего Фонда нет ни единого шанса. Вы былислишком самоуверенны, слишком нагло действовали по всему миру. Против вас трилучшие разведки мира. Вы проиграли.

– Вы блефуете, – подозрительно сказалменеджер, – вы просто блефуете.

– Позвоните своим друзьям и все узнаете сами… –предложил Дронго и добавил: —…мистер Оливейра.

Оливейра хотел что-то сказать, но, услышав свою фамилию,резко повернулся и почти бегом бросился к кабинету, где отдыхал Осинский. Иззала продолжали выходить зрители. Он с трудом протискивался через толпу.Некоторые женщины вскрикивали, мужчины удивленно смотрели на этогоневоспитанного хама, так спешившего за кулисы. Несколько человек, узнавших его,понимающе пропускали. Они полагали, что он спешит разделить триумф скомпозитором.

Оливейра яростно протискивался, раздумывая на ходу, как онимогли не предусмотреть подобного. Было вполне очевидно, что после вчерашнейнеудачной попытки устранения их противники пойдут на самые решительные меры. Ночто они смогут так быстро объединиться, никто не мог даже предположить.

При одной мысли о том, что именно могут найти в их центре,Оливейра начинал багроветь от гнева. Даже он, посвященный в высшие секретыордена, не мог и не имел права знать имени Высшего Магистра ордена и егозаместителей. Особенно одного из них, отвечавшего за европейские дела. Оливейрадогадывался, что это был кто-то из очень известных в мире людей. Но кто именно,он не должен был знать.

Больно толкнув у дверей зазевавшегося Брета, он ворвался вномер Осинского. Композитор сидел перед зеркалом и готовился ко второму акту.Он удивленно посмотрел на вбежавшего менеджера. Не обращая на него внимания,Оливейра бросился к своему телефону. Носить с собой мобильный телефон,оставаясь в смокинге, было непросто, и он обычно оставлял его в кабинетеОсинского. Сейчас, судорожно набирая номер личного телефона Рамеша Асанти, онвпервые с удивлением обратил внимание на пальцы своих рук. Впервые в жизни ончувствовал, как они срываются, дрожат, не слушаются его. На этот раз емуповезло, Асанти ответил почти сразу:

– Слушаю вас.

– Это я, – закричал Оливейра, – сегодня всемь часов напали на наш центр в Каруже.

Асанти не ответил.

– Вы меня слышите? – встревожился Оливейра.

– Я уже знаю все. Центр разгромлен. Откуда об этомзнаете вы?

– Здесь появился Дронго. Он в театре.

– Он вам угрожал?

– Нет, но он сказал, что сегодня в пять часов…

– Там все уже закончилось, – быстро перебил егоАсанти, – все кончено. Они разгромили наш центр. По нашим сведениям,сейчас готовятся специальные акции в наших филиалах. Сегодня ночью мырассмотрим возможность нанесения ответного удара. Вы меня понимаете? Мыпредполагаем прибегнуть к чрезвычайному варианту.

– Да, – шевельнул уже непослушными губамиОливейра, – я все понимаю.

Он с ужасом представил себе все последствия такого решения.Хорошо, что завтра они улетают из Европы. Послезавтра здесь может бушеватьнастоящий ад.

Через двадцать минут эти данные были у генерала Вудстока.Дронго рассчитал все правильно. Теперь оставалось выяснить, что именно имеет ввиду Асанти, говоря о чрезвычайном варианте. Они еще не знали, какой сюрприз имготовит следующий день.

Глава 38

Концерт закончился в одиннадцать часов вечера. Сразу посленего должен был состояться прием, на котором обещал выступить американскийпосол. Овации после исполнения длились пятнадцать минут, слышались крикивосторга. Но в ложе Осинского рядом с композитором не видели привычного ПесахаЯкобсона. Менеджер не появился в ложе маэстро и во втором акте.

Не приехать на прием было просто нельзя. И Оливейра вынужденбыл отправиться на эту самую тяжелую в его жизни встречу. Он еще не знал, чтоименно нашли в их центре, не знал всех подробностей, но понимал, что играпрактически сделана. Теперь об Осинском знали слишком многие. И никаких шансову композитора уже не было. Именно поэтому Оливейра так равнодушно слушалпривычные высказывания в адрес композитора и почти не следил за несколькиминегласными агентами влияния Фонда, призванными постоянно будоражить участниковприема рассказами о музыке маэстро.

В этом мире уже давно ощущался дисбаланс выдаваемой ипотребляемой информации. Лавина нарастала уже не в арифметической, а в геометрическойпрогрессии. Разобраться в этом океане информации было не просто трудно, но инемыслимо. С такой же скоростью происходило нарастание общего числапроизведений литературы, живописи… Если не считать отдельных гениев, то общееколичество просто хороших и очень хороших произведений часто превосходило всемыслимые границы человеческих возможностей. И выделять среди них достойныестановилось все труднее и труднее.

В подобном хаосе нарастающей информации удача того или иногопроизведения, того или иного режиссера и композитора часто зависела от волислучая или каприза судьбы. Любое имя, часто употреблявшееся в газетах ижурналах, на аристократических раутах и в дружеских компаниях, становилосьизвестным и популярным. Даже если обладатель этого имени не заслуживал подобнойчести.

Премии давали по «совокупности частоты употребления имени»,а признание получали после надлежащей рекламы в средствах массовой информации.Именно поэтому сотрудникам Фонда удавалось создавать столь популярных деятелейискусства, являвшихся одновременно агентами влияния, и замалчивать других,более достойных. Ведь очень трудно крикнуть в решающий момент, что на короленет никакой одежды и он голый.

Оливейра не стал даже отвечать на приветствия Кэтрин,специально прилетевшей на этот прием из Парижа. Он хорошо знал, что с нейработали сотрудники Фонда, создавая нужную репутацию и соответствующую рекламу.Казалось, его ничего не может удивить. Но неожиданно он увидел Дронго. Это егоизумило. На встрече присутствовало немало известных политических деятелей, иохрана строго следила за каждым из входящих, тщательно сверяясь со спискомгостей. Охрана была тем более удвоена, так как после известных покушений наОсинского во время его турне во Франции и Бельгии было решено обратить особоевнимание на этот прием.

О случившемся в Амстердаме убийстве Рэнди никто, разумеется,не знал. Но, увидев Дронго, Оливейра почувствовал, что теряет остатки терпения.И пожалел, что оставил оружие при входе сюда.