Книга Обвиняется в измене - Айя Субботина

На простой красной подушке — кольцо из белого золота с симпатичным прозрачным камнем. Ничего вычурного и громкого, ничего сверх дорогого, как в фильмах о большой любви. Это простое кольцо и простой бриллиант, который не видно за тысячу километров. Но я, глотая слезы, сжимаю сокровище в руке, словно только что получила ключ от сердца этого несносного грубого мужчины.

— Мне еще никто не предлагал руку и сердце таким не романтичным образом, — шмыгаю носом.

— И я не предлагал, - фыркает Денис. — Ты мать моего ребенка, ты должна быть моей женой, раз уж я теперь свободный и почти отмывшийся от грехов прошлого. Правда, - он иронично выгибает губы, - беднее на пару миллионов.

Вот так просто, в паре предложений, я понимаю две самых главных вещи: он развелся и это стоило ему не только нервов, и денег. Но ему, кажется, вообще все равно.

— Если развод нанес непоправимый вред благосостоянию нашей будущей семьи, то я пойду работать, - говорю первое, что приходит в голову, и на этот раз Денис все-таки смеется.

Громко, от души, запрокидывая голову на спинку сиденья, и даже пару раз хлопает ладонями по рулю.

— Рад, что ты не потеряла тягу творить всякую херню, выдавая ее за взрослые поступки, Одуван но эту потерю наша семья точно как-нибудь переживет.

Я потихоньку надеваю кольцо на безымянный палец и отвожу руку, чтобы полюбоваться игрой света в острых гранях.

Еще один минус быть влюбленной в плохого парня: скорее всего, это и был тот самый максимум романтики, на который он был способен. Только... мне все равно.

Разве что немного щиплет глаза.

От счастья.

Глава пятьдесят восьмая: Денис

Я вряд ли жил последние недели.

Скорее просто существовал, закопавших в проблемы, дела и развод.

Но Одуван продолжала торчать в башке, как будто кто-то когда-то дал ей бессрочный билет в первый ряд, и что бы я ни делал, чем бы ни занимался, она всегда была рядом. Как живая. Только потрогать я ее не мог. И, положа руку на сердце, делал все, чтобы мне расхотелось быть с ней рядом. Пытался к херам собачьим выжечь из души, а по факту что бы ни делал — скучал все больше и больше.

Наверное если бы не переключался на Инну и ее попытки вместо фонда отжать в два раза больше, то не продержался бы и пары дней. Особенно тяжело стало после того ее сообщения, где она написала, что знает, что я не читаю их и мне все равно, но все равно будет писать, пока ей приходят уведомления о доставке. А потом дописала, «И даже когда они перестанут приходить, я все равно буду тебе писать».

Вот так, десятком слов, Одуван порвала меня, злого мужика, в клочья, вытащив наружу какую-то сентиментальную сволочь.

Я припарковываюсь у медицинского центра матери и ребенка, помогаю Соне выйти и беру ее за руку, но на этот раз она не пытается вырвать ладонь, а подстраивается под мой шаг, хоть я все еще так зол, что ей приходится практически бежать за мной.

Как, блядь?! Ну вот как и откуда в этой симпатичной голове появляется вся эта херня? Откуда, блядь, она взяла, что я приехал, чтобы отвезти ее на аборт? После того, как я сказал, что беру на себя ответственность — опять двадцать пять.

Не купил бы кольцо заранее… получила бы она предложение красиво и с цветами, как положено, а так пусть получает, что заслужила. И радуется, что я вообще не отходил ее по заднице, потому что несмотря на все романтические сопли в ее сообщениях, я до сих пор вижу неуверенную во мне и в нас малолетку, которая не очень старается думать головой.

Из всех женщин в мире меня угораздило влюбиться в ту, с которой у меня явно будет много головной боли. По крайней мере, пока не подрастет .

Говорят, нужно быть осторожным в своих желаниях, потому что судьба любит постебаться над «жадными и нехочухами». Я не хотел быть отцом, а в тоге получил сразу двух детей, одного в другом, как матрешка!

Здесь нас уже ждет врач, которого, как и центр, посоветовала мать Одувана, чей внезапный звонок я до сих пор не могу переварить. Как и ее слова о том, что они с Лариным будут «очень недовольны», если после всего случившегося, я откажусь жениться на Соне. Видимо, я и правда немного переиграл с Инной, раз со стороны наши с Соней отношения выглядели так, будто я действительно наигрался и спихнул девчонку обратно родителям. Правда, уже испорченную и немножко беременную.

Нас проводят сперва в регистратуру где пожилая медсестра заводит карту, мучая нас стандартными вопросами: фамилия имя отчество, возраст, семейное положение .

— Замужем, - успеваю опередить Соню, прежде чем она скажет обратное.

Не хочу, чтобы первый документ моего ребенка был «внебрачный».

И Соня, скомкав рукав в кулаке, снова шмыгает носом и подтирает слезы.

Видимо, нужно привыкать держать при себе пару платков, потому что эта засранка точно разведет в моем доме мокроту. А через полгодика — или сколько там осталось? — у нее появится помощник. И эта парочка в первом же раунде нокаутирует мою брутальность. Это же очевидно: если я так от одной ее слезы плыву, то против мелкого паршивца буду вообще бескостной желейной рыбой.

Потом мы снова идем к врачу, снова отвечаем на кучу запросов: наследственных болезнях, группе крови, о вирусах и даже о количестве половых партнеров. Я называю цифру с потолка — двенадцать, и Соня зыркает на меня так, будто я соврал не о своей личной жизни, а подсунул ей фальшивый бриллиант.

Потом — кровь. Приходится сидеть рядом и следить, чтобы Соня не дергалась от вида иголок и скарификаторов. Правда, когда ей в вену всаживают шприц, я с трудом давлю в себе острее желание разнести весь этот центр и ближайшие окрестности в пыль, а лучше на атомы. Потому что это какая-то херня — быть рядом, видеть эти дрожащие губы и не мочь ничего сделать. Даже если все это — им с сыном на благо. Почему, бля, в нашу эпоху прогресса никто до сих пор не придумал аппарат для безболезненных уколов?

Последний кабинет — ультразвук.

И, хоть я держался до последнего, именно тут меня почему-то переклинивает. Нет никакого другого слова, чтобы описать мое состояние. Я смотрю на белую дверь как тот самый баран из поговорки, и думаю о том, что через пару минут увижу своего пацана.

— Это же просто УЗИ, - не очень уверенно говорит Соня, и робко просовывает пальцы мне в ладонь. — Посмотрим на любителя устраивать мне тошноту по утрам и есть каши с пончиками.

Я смотрю на нее, на эти огромные заплаканные и припухшие глаза, на задранный нос и решительно выставленный вперед подбородок — и, неожиданно даже для себя самого, беру ее за затылок и притягиваю к своему плечу. Крепко, чтобы и не пикнула. На всякий случай. Потому что когда меня через секунду прорвет, я могу и на хуй послать, если снова скажет какую-то пафосную чушь.

— Я же тебя правда люблю, Одуван. — Без дрожи в голосе, без обертки из красивых слов. Я уже и правда не пацан, чтобы превращать жизнь в сказку. Да и речь сейчас вообщ о другом. — Не бегай больше от меня, ладно?