Книга Assassin's Creed. Единство - Оливер Боуден
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Именно это я и сделал. Я свершил правосудие. Мне представился шанс, и я им воспользовался.
Кажется, мои слова ее успокоили. Она задумчиво кивнула:
– Но Жермена ты оставишь мне.
Это прозвучало не как просьба, а как приказ.
– Не могу обещать, Элиза. Если мне выпадет шанс…
Ее губы тронула улыбка.
– Тогда тебе придется отвечать передо мной.
Некоторое время мы не виделись и лишь переписывались. Наконец у меня появились кое-какие сведения для нее, и я сумел уговорить Элизу покинуть мрачный особняк на острове Сен-Луи. Мы отправились на поиски мадам Левек, которую я в конце концов собственноручно убил. Наше приключение имело весьма необычное продолжение. Мы никак не ожидали, что полетим на воздушном шаре братьев Монгольфье, наполненном горячим воздухом. О происходящем во время полета я, пожалуй, умолчу, чтобы не позорить Элизу.
Достаточно сказать, что к концу полета мы с ней сблизились еще сильнее.
Но наша близость не помешала мне заметить, что смерти советников отца ее почти не волновали. Ее снедало настойчивое, все возрастающее желание добраться до Жермена.
На версальской улице я увидела знакомую телегу, запряженную знакомой лошадью. Я спешилась, привязала Царапку к телеге, ослабила седло, потерлась щекой о его морду и подставила ведро с водой.
Я возилась с Царапкой отчасти потому, что люблю своего верного коня. Он заслуживает куда больше внимания, чем я ему уделяю. Однако была и другая причина. Я мешкала, оттягивая момент встречи с родным замком.
Следы запустения я увидела сразу же, едва подойдя к внешней стене. Интересно, кто поддерживал ее в надлежащем состоянии, когда мы здесь жили? Наверное, садовники. Без них она густо поросла мхом и плющом, стебли которого карабкались до самого верха, напоминая прожилки камня.
Я не узнала арочных ворот. Отданные во власть природной стихии, они выцвели и покрылись пятнами. Их створки, некогда величественные, сейчас являли собой жалкое зрелище.
Открыв ворота, я вошла во двор, тоже знакомый с детства.
У меня на глазах пришел в запустение наш парижский особняк. Я думала, что хотя бы мой разум окажется подготовленным и не ужаснется, увидев то же и в Версале. Но войдя, я чуть не расплакалась при виде цветочных клумб, густо заросших сорняками. Более того, сорняки целиком поглотили скамейки. На ступеньке крыльца, под провисшими ставнями, сидел Жак. Увидев меня, он просиял. Жак был из породы молчунов. Разговорчивым он становился лишь во время перешептываний с Элен. Но она осталась в хижине, и это избавляло Жака от необходимости говорить. Он лишь кивнул, приглашая меня войти.
Внутри меня встретило печальное зрелище, какое я видела во многих парижских домах. Но сейчас оно было многократно печальнее, поскольку здесь прошло мое детство и с каждой разбитой вазой и разломанным стулом меня связывали какие-то воспоминания. Сделав несколько шагов, я вдруг услышала бой наших старых напольных часов. Казалось, мне влепили пощечину. Я замерла в пустом вестибюле, где под ногами скрипел рассохшийся паркет. Я помнила его натертым до зеркального блеска. Я кусала губы, чтобы не разрыдаться от нахлынувшей тоски по прошлому и всепоглощающего чувства вины.
Я вышла на террасу. Когда-то отсюда открывался вид на живописные, ухоженные лужайки. Сейчас увиденное больше напоминало некошеный луг. Примерно в двухстах метрах от меня на склоне холма сидел мистер Уэзеролл, положив костыли по обе стороны от себя.
– Что вы тут делаете? – на ходу спросила я, направляясь к нему.
Мое появление несколько взбудоражило его, но он быстро совладал с собой. Я села рядом. Мистер Уэзеролл долго смотрел на меня, словно оценивал произошедшие во мне перемены.
– Хотел вот добраться до края южной лужайки, где мы с тобой когда-то упражнялись. Самое смешное, я думал, что спокойно дойду туда и вернусь. Мне почему-то казалось, будто здешние лужайки остались в прежнем состоянии. А вот увидел… Туда не очень-то и доберешься.
– Это место ничуть не хуже.
– Смотря в чьем обществе находишься, – ответил мистер Уэзеролл с улыбкой.
Мы замолчали.
– Значит, тайком, под покровом ночи… – проворчал он.
– Простите меня, мистер Уэзеролл.
– Ты ведь знаешь, я догадывался о твоей затее. Тебя всегда выдавали глаза. Так повелось с раннего детства, когда ты была еще от горшка два вершка. Если глазки заблестели, значит Элиза что-то задумала… По крайней мере, ты жива. Чем занималась все это время?
– Мы с Арно летали на воздушном шаре.
– Неужели? И как тебе полет?
– Замечательно. Мне очень понравилось, – ответила я.
Мистер Уэзеролл заметил мои покрасневшие щеки.
– Так, значит, вы с ним…
– Можно сказать и так.
– Вот и хорошо. Мне было бы тяжело видеть тебя страдающей. А как насчет «всего остального»? – спросил он. – Что-нибудь узнала?
– Узнала, и предостаточно. Многие из тех, кто плел интриги против отца, уже ответили за свои преступления. К тому же теперь я точно знаю, кто отдал приказ о его убийстве.
– И кто же?
– Новый великий магистр, вдохновитель переворота Франсуа Тома Жермен.
– Так я и думал, – присвистнул мистер Уэзеролл.
– Но вы говорили, что он был исключен из ордена.
– Был. Видишь ли, этот Жермен являлся горячим приверженцем воззрений Жака де Моле, последнего великого магистра тамплиеров. Де Моле сожгли в тысяча триста четырнадцатом году. Он умирал, осыпая проклятиями всех, кто находился рядом. Так и осталось неизвестным, был ли он действительно виновен, или его оклеветали. Но выражать подобные сомнения вслух тогда было опасно. Всякая поддержка его идей считалась ересью. – Мистер Уэзеролл поскреб бороду. – Да, Жермен слыл еретиком. Но еретиком, к которому прислушивался великий магистр. Чтобы не допустить раскола в ордене, его исключили. Твой отец просил Жермена воздержаться от еретических высказываний и вернуться в русло учения ордена. Скажу тебе, он с тяжелым сердцем исключал этого вольнодумца, однако…
– Жермена все-таки изгнали?
– Изгнали. Более того, всех членов ордена предупредили: любой, кто выступит в поддержку Жермена, также будет исключен. Прошло довольно много времени. Когда было объявлено о его смерти, про Жермена успели забыть.
– А Жермен и не думал умирать, – усмехнулась я.
– Получается, что так. Жермен затаился, нашел себе сторонников и повел закулисную игру, постепенно переиначивая на свой лад принципы ордена. Теперь он – великий магистр, а те, кто еще не разучился думать, чешут в затылках и пытаются понять, как Жермен из ярого монархиста превратился в революционера, требующего казнить короля. Ответ прост: Жермену никто не противостоит. Он уничтожил всех противников. Как говорится, шах и мат. – Мистер Уэзеролл улыбнулся. – Надо отдать ему должное: убеждать он умеет.
