Книга Герой не нашего времени. Эпизод 2 - Дмитрий Полковников

Для люфтваффе задача дня – работать исключительно по аэродромам, даже в ущерб поддержке наземных войск. Но если выставили пикировщиков, значит, наступил Костя своими пушками немцам на больную мозоль.

Есть такой рецепт против блицкрига – манёвр огнём тяжёлой артиллерии. Массовым, когда стреляют не батареями, а дивизионом, полком на значительное расстояние, не успев добраться до места прорыва колёсами, но разрывами снарядов закрывая врагу дорогу. Но тут ещё и корректировали огонь!

– Воздух! Царёв, расчётам в укрытие! – проорал Панов связисту. Мало ли, не увидел, не осознал Константин опасности.

Девятка самолётов разделилась на две группы.

Три «Юнкерса» накренились на крыло и один за другим вошли в пике. Панов знал, что сейчас завыли ветровые сирены. С каждой секундой звук становился всё выше. Нырок с высоты пяти километров до девятисот метров – примерно полминуты звукового воздействия. В бинокль Саша не видел, далеко, но знал, что в этот момент от самолётов отделяются осколочно-фугасные бомбы.

Он плюнул и пожелал пилотам штурцкампффлюгцойга из 77-й пикировочной эскадры если не сдохнуть, то хорошенько проблеваться. Последнее, как никогда, выполнимо. Перегрузка, и после полётов кабины часто мыли.

А внизу бойцы сейчас теряют самообладание, застывая в ступоре или впадая в панику. Этот звук буквально ввинчивается в мозг, вызывая страх, перемалывающий остатки разума. Так ещё долго будет на войне. Нет и не будет ничего страшнее для необстрелянных войск, чем «психические бомбёжки»[196].

Но ничего, спустя несколько дней, навидавшись «художеств» пилотов люфтваффе, в самолёты с крестами начнут стрелять из всего, что окажется под рукой: из автоматов, винтовок, пистолетов. Пусть с редким результатом, но не впадая при этом в прострацию[197]. Вешать на деревьях надо тех крылатых фашистов.

Счетверённые пулемётные установки с «Максимами» под разрывами бомб прекратили огонь. Ясно, первой целью стали скудные средства ПВО. Им на открытых позициях из дыма стрелять несподручно.

Следующая шестёрка «Юнкерсов» заставила майора буквально зашипеть от злости. Вот что задумали, гады! Решили не менять противоаэродромную начинку, а тем же боеприпасом ударить по площадям. Под крыльями в оптику виднелись не бомбы, а контейнеры. Два под крылом. В каждом чуть больше ста бомб с весом по два килограмма. «Дьявольские яйца», способные поразить квадрат где-то триста на триста метров[198].

«Дьявольским» прообраз кассетной бомбы назван самими лётчиками люфтваффе за излишнюю непредсказуемость. Сумрачные гении рейха, словно издеваясь, заставили своих пилотов «высиживать» штучку с взрывателем, случалось срабатывающим прямо в бомболюке. Все недостатки покрывала эффективность. На земле вырастали первые «ковровые дорожки», поражающие технику и людей вне укрытий[199].

Для SD-2 создали три разных взрывателя: ударный, замедленного действия и тот, который делал из бомбы неизвлекаемую мину. Последний вариант – постоянная головная боль наших аэродромов, вошедшая в устную историю с незатейливым названием «лягуха» или «жучок».

Эффект пропал, когда советские зенитчики наконец перестали суетиться, получили мелкозернистую по калибру артиллерию и очень возлюбили, как цель, низколетящий бомбардировщик люфтваффе. А так, в начале войны, под матерки пехоты палили в белый свет, как в копеечку[200].

Тридцать штук таких бомбочек влезало и в «Шторьх». Панов полагал, что так и родился миф о наглых немецких лётчиках, глушивших красноармейцев с бреющего полёта чуть ли не ручными гранатами.

На втором заходе ведущий Ю-87 начал слишком низко выходить из пикирования и исчез во вспышке взрыва. Второй из «Юнкерсов» наткнулся на уверенный огонь ожившего ДШК и, чуть задымив, отвалил в сторону. Кто бы ты ни был – молодец! Нашёл в себе силы встать к пулемёту.

Через пару минут атака с воздуха прекратилась, а дальше в дело вмешался субъективный фактор.

Царёв передал оповещение Ненашева, но охваченные азартом боя артиллеристы не думали об опасности. Никто под настоящей бомбёжкой не был, и люди очень надеялись на зенитные пулемёты, отогнавшие тот, первый корректировщик.

Убитых и раненых на попавшей под удар батарее больше сорока. В мозг бойцов и командиров после одуряющего воя сразу вонзились пронзительные крики раненых товарищей, молящих о помощи. Потом кто-то наступил на бомбу-мину и навсегда исчез во вспышке взрыва.

Из пары орудий ещё можно вести огонь, осколками иссекло не всех, но люди на батарее не желали дальше сражаться. Незнакомая, незримая, непривычная смерть – откуда она идёт? Бомбёжка закончилась, обстрел утих, а в дыму их что-то рвёт на куски. «Прочь! Прочь, бежать, спасаться!» – не говорил, кричал в головах инстинкт.

Десяток оглушённых бойцов в зелёных фуражках не смог ничего сделать, но схватить за шиворот и уволочь в окопы командиров орудий и наводчиков оказалось им по силам.

Когда наконец перевязали, убрали раненых и увидели штуки, на которые ну никак нельзя наступать, командир батареи с гримасой отчаяния и злости скорбно посмотрел на старшину-пограничника.

– Помогите, мужики! Мы-то не побежим.

Рядом глухо стукнула о корень дерева лопата – уцелевшие артиллеристы расширяли воронку, чтобы похоронить мёртвых товарищей.

– Батарея, к бою! Огонь!..

В расчётах нашлось два-три человека, заряжающих и подносчиков нет вовсе, вот и стали погранцы на время артиллеристами. Матерясь, надрываясь от непривычного веса, они понесли снаряды к пушкам. Орудия медленно, но верно возобновили огонь.

Хуже обстояли дела рядом.

– Прекратить! Немедленно прекратить![201]

На радиста из группы Ивана надвигался прибежавший сюда командир 2-го дивизиона. Лицо его было белым как мел, а губы кривились. Старший лейтенант был уверен, что именно излучение радиостанции навело бомбардировщики. Не могло быть иначе, им же объясняли на лекции о радиопеленгации.

«Внимание! Противник подслушивает. Он сам видел эту надпись на чёрных шильдиках, стоящих на каждом передатчике. Стоит только его включить, так немцы обязательно запеленгует, накроют артиллерией и разбомбят.