Книга Мефодий Буслаев. Свиток желаний - Дмитрий Емец

Некоторое время Буслаев с недоумением разглядывал то, чтоосталось от его проводника. Труха слабо светилась, выделяя красноватую, сзеленым испаряющимся ободком энергию. Мефодий некогда слышал от Улиты, чтоподобная магия используется для некропревращений.

Он не знал, было ли это смертью или голова просто стала тем,чем являлась изначально, – кое-как собранным и склеенным для выполненияопределенной миссии прахом, который вновь стал собой, выполнив свое жизненноепредназначение.

Буслаев потрогал языком скол переднего зуба. Он постоянно, стех пор как зуб откололся, делал это, когда требовалось успокоиться и собратьсяс мыслями. Что именно было тут успокаивающего – сказать сложно, однако этосрабатывало, помогая ему перейти от состояния отрешенной мысли к действиям.

Мефодий не испугался, потому что внутренне – неизвестно, покакой именно причине, – был вполне готов к тому, что произойдет с головой.Готов на уровне своей внутренней, умной, пока не подвластной ему сущности.Сущности, ничему не удивлявшейся и все знавшей заранее.

Футляр открылся с легким щелчком. Открылся сам, хотя Мефодийи не думал прикасаться к нему. Из футляра дохнуло жаром. Мефодий ощутил запахпаленой ткани. Бархат, на котором лежал меч, не горел и почти не дымил, а сразутемнел, истлевая от жара. Контуры черного пятна расползались, повторяяочертания меча. Меч же был не просто раскален. Он пылал так, будто секундуназад вышел из горна и теперь готовился принять тяжелые удары кузнечногомолота.

Смотреть на раскалившийся меч было жутко, однако Мефодийпонимал, что ему все равно придется взять его. Если враждебная, разлитая здесьповсюду магия, на которую меч отзывался жаром, так сильна, расставаться с мечомбыло безумием. При этом, что странно, сам Мефодий не видел пока никаких опасныхэнергий, кроме слабого, но вполне контролируемого некросвечения, котороеисходило от распавшейся прахом головы.

Мефодий закрыл глаза, глубоко втянул носом воздух ипотянулся к мечу. И хотя рука его была пока в воздухе, он явственно ощущал жар.

– Раз… – считал он вслух. – Два… Еще немного… Три… Четыре…Пять… Ну же, мрак меня возьми, шесть!!! Ничтожество! Слабовольный слизняк!Шесть, я сказал! НУУУ!

Рука продвигалась вперед толчками, все неохотнее инеохотнее, как трусливая гусеница. Мефодий рассчитывал взять меч на счет «три»,но вот уже и «пять», и «шесть» прозвучало, а рука все так же повисала ввоздухе. Мефодий оттягивал мгновение, когда ему придется взяться за раскаленнуюполосу и погасить ее жар своей плотью.

Наконец Мефодий понял, что еще секунда-другая, и онокончательно проиграет битву своему страху. Рассердившись на себя, он открылглаза и, коротко вскрикнув, схватил пылающий меч.

В первое мгновение боль была обжигающей. От руки онаподнялась в мозг, охватила все тело и… внезапно отпустила. Меч продолжалполыхать, но рукоять его стала гораздо холоднее. Должно быть, умный артефактвосстановил связь с сознанием Мефодия, узнал хозяина и, получив обратныйболевой отклик, остудил рукоять.

Давая ладони остыть, Мефодий перебросил меч в левую руку иосторожно стал приближаться к низкому, всего в две ступени, крыльцу подъезда,покрытому липкой слизью, в которую превращался прах по мере того, как из негоуходили последние некросилы.

Перешагнув лужу слизи, Мефодий толкнул дверь. Бесполезно.Тяжелая дверь даже не шелохнулась. Предположив, что она открывается на себя, онпотянул и с силой дернул. Дверь поддалась, уступила, но уступила лукаво.Деревянная ручка, хрустнув, осталась у него в руке. Мефодий отбросил ее и посмотрелна ладонь. Старая пыль и птичий помет дорожкой бежали вдоль линии ума,смешиваясь с кровью из глубокой царапины. Царапина, видно, была оставлена ещепроволокой.

– Ответ неправильный!.. Ладно, не хочешь по-хорошему – тебяпредупредили! – пробормотал Мефодий.

Он отступил на шаг и, коротко выдохнув, как учил его Арей,рубанул дверь мечом. Он ожидал вспышки магии, разрубленной наискось двери –чего угодно. Однако все оказалось куда прозаичнее. Меч отколол от двери большующепку, оставил длинную, сантиметров в пятьдесят, царапину и благополучнолязгнул о плиты крыльца, едва не оставив незадачливого рубаку без ступни.

Буслаев удрученно посмотрел на меч. Стоило ли так пылать иизлучать магию, чтобы в результате вышел пшик на тему шекспировских финалов втеатре при дурдоме? Поверить невозможно: неужели это один из трех самых сильныхмагических клинков? С другой стороны, мечи-артефакты существа нравные. С нимивсе не так просто. Они с удовольствием рассекут доспехи (желательно тожемагические, чтоб было чем похвастать на ржавчине лет), но резать колбасу илипрошибать двери… Фи, увольте нас от этого, младой челаэк! Это не комильфо!

– Хорошо. Допустим, и это неправильный ответ. Попробуемизобрести что-нибудь менее эффектное, – сказал Буслаев, правильно истолковавшийнаправление мыслей своего меча.

Он спрыгнул с крыльца, обежал дом по асфальтовой дорожке,малоромантично споткнулся о сырой картонный ящик и в результате без особыхсложностей забрался в дом через скалящуюся осколками стекла раму.

Дом медленно умирал. Внутренние перегородки первого этажабыли уже кое-где пробиты. Двери сняты. Все, что можно было увезти, – увезли.Все, что можно было сломать, – сломали. Везде, где можно было нагадить, –нагадили. Чудом уцелевшая белая ванна с длинным блестящим гусаком крана однасохраняла хоть какую-то узнаваемую порядочность. До тех пор, во всяком случае,пока, заглянув внутрь, Мефодий не узрел утонувшую в зеленой воде крысу.

На стене висел календарь за позапрошлый год. С календаряМефодию двусмысленно улыбалась одетая по-пляжному девица. Зубы у нее через одинбыли закрашены черной ручкой. Мефодий машинально помахал девице рукой. Он ужепривык в офисе Арея к тому, что все портреты живые. Однако девица не ответила.Она то ли никогда не была, то ли уже отвыкла быть живой.

Мефодий неосторожно зацепил ногой старый стул без сиденья.Стул покачался некоторое время в задумчивости, а затем все же упал. Но упалнеохотно, все с той же вялостью, которая была разлита тут повсюду. Сложно былоповерить, что здесь, в этом умирающем доме, кто-то когда-то жил, страдал,смеялся, плакал, мечтал и любил. Дом покорно, с равнодушием ожидал, пока егоснесут и вместе с ним снесут и всю его обветшавшую память.

Держа наготове меч, Мефодий пошел по коридору к лестнице,заглядывая в комнаты. Клинок у него в руках продолжал пульсировать. «А ведь,друг ты мой Меф, здесь что-то не так! Не ндравится мне ентот домик!» – говорилон всем своим видом.

– Даф! – окликнул Мефодий громко. – Дафна!