Книга История Древней Греции в биографиях - Генрих Вильгельм Штоль

Во время зимы, в суровую пору года, двинулся он против афинской колонии Амфиполь, в которой также часть населения была за него. Но афинская партия, Под предводительством афинского полководца Евкла, мужественно защищала город и надеялась, что он будет освобожден от осады Фукидидом — знаменитым историком, который с семью кораблями стоял у Фазоса и был уже приглашен осажденными прийти на помощь.

Фукидид тотчас же вышел в море, чтобы, если возможно, вовремя достигнуть Амфиполя. Бразид, услыхав о его приближении, предложил жителям города столь благоприятные условия, что они передали ему город. В тот же день к вечеру прибыл и Фукидид в Иион, главную гавань Амфиполя, но было уже поздно, и он мог только обезопасить Иион от нападения Бразида. В Афинах его подвергли ответственности за утрату важного Амфиполя и неистовый Клеон стал обвинять его в измене. Хотя Фукидид был совершенно невиновен, но, как человек богатый и знатный, он не был безопасен от осуждения перед капризным, враждебно настроенным против всех выдающихся личностей народом и поэтому уклонился от суда бегством, Двадцать лет прожил он в изгнании, доставившем ему досуг и самый удобный случай к составлению исторического сочинения о Пелопоннесской войне. Лишь в 403 году возвратился он в Афины и вскоре после того умер, как говорят, насильственной смертью.

Так как Бразид более молвой о своей умеренности и бескорыстии, чем силой, один за другим склонял на свою строну фракийские города, союзные афинянам, то афиняне опасались утратить всю свою силу на севере и потому начали мирные переговоры со Спартой, где правительственная партия, из зависти к блестящим успехам Бразида и ради своих знатных пленников в Афинах, точно так же была расположена к миру. В марте 423 года было заключено перемирие на год. Но через два дня после этого, прежде чем во Фракии что-нибудь узнали о перемирии, Скиона на полуострове Паллена отпала от Афин и с восторгом приняла Бразида в свои стены. Афиняне требовали город обратно, а Бразид отказывал в этом, и спартанцы хотели предоставить дело решению суда; тогда афиняне, по совету Клеона, решились употребить силу и отправили Никия и Никострата со значительным войском для продолжения войны во Фракию. Они долго осаждали без успеха Скиону; Клеону казалось это слишком медленным, и он устроил так, что его самого послали с другим войском во Фракию (весной 422). Со времени взятия спартанцев на Сфактерии он считал себя великим полководцем и надеялся во Фракии так же скоро покончить дело. Он взял приступом Торону и Галепс, но затем оставался спокойным в Иионе, ожидая подкрепления; между тем Бразид расположился лагерем против него на высотах при Амфиполе, откуда он мог наблюдать за движениями Клеона.

Афинские войска, жаждавшие боя, скоро утомились бездействием и роптали на слабость и трусость Клеона, за которым они неохотно следовали из Афин. Чтобы успокоить войско, Клеон оставил свою твердую позицию и повел его против Амфиполя, перед стенами которого и стал лагерем, тогда как Бразид вошел в город и готовился к вылазке против Клеона. Он выбрал 150 гоплитов, которыми намеревался предводительствовать сам, все другие войска предоставил Клеариду, чтобы они в одно время с ним ударили на неприятеля в другие ворота. Город был расположен таким образом, что извне можно было видеть часть его; афиняне заметили приготовления Бразида и рассказали Клеону, вышедшему вперед, чтобы осмотреть окрестность, что вся неприятельская армия в городе находится в движении и у ворот слышен шум от множества лошадей и людей. Клеон, возвратившись в лагерь, тотчас приказал дать сигнал к отступлению, не желая до прибытия подкреплений давать сражение, но распорядился отступлением так неискусно и беспорядочно, что Бразид с избранным отрядом тотчас вышел из ворот и беглым шагом устремился в середину отступающих. Его отважность привела в ужас нестройные толпы афинян, и они скоро побежали. В то же время Клеарид, по соглашению, сделал вылазку из других ворот и ударил на неприятеля. Левое крыло афинян, шедшее вперед, тотчас отделилось и убежало, после чего Бразид снова просился на правое крыло. Но здесь он получил рану и свалился на землю, однако так, что афиняне не заметили этого; ближайшие из окружавших подняли и отнесли его прочь. Между тем правое крыло афинян долго еще оказывало сопротивление; только Клеон при первом нападении ударился в бегство, но был застигнут и убит одним миркинцем. Афинские гоплиты отошли на возвышение и выдержали еще несколько нападений от Клеарида, пока неприятельская конница и легковооруженные, осыпавшие их стрелами, не принудили их бежать. Тогда все обратилось в беспорядочное бегство; кто не пал, спасался в Иион. Из афинян около 600 человек остались на месте; неприятель потерял только 7 человек, так как битву эту едва ли можно было назвать правильным сражением.

Бразид еще живым был принесен своими людьми в Амфиполь, где он прожил еще лишь столько, что мог узнать о победе своих. Все союзники в полном вооружении провожали его тело до могилы и похоронили его среди города на общественный счет. Амфиполиты окружили его могилу перилами, почитали его как героя и праздновали память о нем ежегодными жертвоприношениями и боевыми играми. Они перенесли на него почести основателя их города, разрушив памятники афинского основателя, Агнона, и таким образом признали Амфиполь колонией Спарты. Спартанцы в своем городе воздвигли своему великому полководцу близ рынка кенотафию, при которой до позднейшего времени ежегодно в память его читались похвальные речи и совершались состязания, в которых могли принимать участие одни спартанцы.

Преобладание афинян окончилось со времени битвы при Делионе и похода Бразида во Фракию — и с тех пор партия мира в Афинах стала все более и более усиливаться. В Спарте, со времени несчастья при Пилосе, несмотря на блестящие успехи Бразида, также постоянно думали о мире. Кроме господствовавших аристократических фамилий, особенно тогдашний царь Плистонакс, сын Павсания, желал окончания войны. Это тот самый, который в 445 году был подкуплен Периклом и вследствие этого отправился в изгнание. Он выстроил себе убежище в Аркадии, на вершине горы Ликэона, при святилище Зевса, и прожил здесь на бурной вершине 19 лет, пока спартанцы, по побуждению Дельфийского оракула, которого он успел склонить в свою пользу, не призвали его обратно и не посадили снова на трон. Это был человек незначительный, считавший себя способным играть какую-нибудь роль скорее в мирное, чем в беспокойное военное время. Поэтому когда Бразид и Клеон, эти — «два песта войны», пали при Амфиполе, тогда благодаря трудам Плистонакса и Никия, представителя мирной партии в Афинах, в 421 году состоялся мир, известный обыкновенно под названием Никиева мира. Главными пунктами этого договора были перемирие между Афинами и Спартой и их союзниками на 50 лет, решение споров не посредством оружия, а третейским судом, возвращение завоеваний обеими сторонами и взаимная выдача пленных.

21. Никий Афинский

Никий, сын Никирата, был немного моложе Перикла и уже при жизни последнего пользовался известностью. Вместе с Периклом и один он неоднократно занимал должность главнокомандующего. По смерти Перикла (429) он вскоре сделался одним из первых лиц государстве, так как знатные, богатые и умеренные соединились около него, ища в нем противовес бесстыдному и дерзкому Клеону. Он сделался главой аристократической партии. К достижению такого влиятельного положения ему особенно содействовало его богатство. Его имущество ценили в 100 талантов; в Лаврионе он имел серебряные рудники, в которых работало до 1000 рабов. При этом он был человек честного образа мыслей и испытанный полководец, осторожностью и благоразумием приобретший себе доверие своих сограждан. По смерти Перикла он пять лет подряд занимал должность стратига. Он не пускался в слишком смелые и рискованные предприятия, а когда уж выступал в поле, то всегда заботился о своей безопасности, причем он большей частью действительно был счастлив. Медлительность и осторожность его натуры выродились, впрочем, впоследствии в неподвижность и нерешительность. Не он господствовал над обстоятельствами, а обстоятельства над ним; вместо того чтобы идти навстречу опасности, он ожидал, когда она придет к нему; когда, впрочем, Никий всегда умел встретить ее лицом к лицу. Так как он имел мало веры в собственные силы, то привык искать опоры в вещах внешних, именно: он находился в полной зависимости от разных прорицателей с их продажным искусством. С боязливым суеверием смотрел он на предзнаменования разного рода, с боязливым суеверием слушал изречения прорицателей, которые всегда окружали его и дома, и в походе. По своему политическому образу мыслей, Никий был верным приверженцем существующего устройства; он держался вдали от тайных заговоров и происков, которыми отличались аристократические клубы (этерии), развившиеся в Афинах в его время. Но как предводитель партии он имел слишком мало энергии, подвижности и смелости, между тем как ему приходилось иметь дело с Клеонами и Алкивиадами. Он не был способен к великим и быстрым решениям. Он был посредственным оратором; был тяжел на подъем и боялся народа, так что неохотно вступал в непосредственное соприкосновение с ним. Подобно Периклу Никий вел уединенную жизнь, не принимая участия в собраниях и увеселениях. Если он был в должности, то проводи дни до глубокой ночи в своей канцелярии; он первым приходил в думу и уходил из нее последний. Если же о был свободен от должностных занятий, то запирался своем доме и был мало доступен для тех, кто хотел его видеть. Когда приходили посетители к его дверям, сейчас являлись друзья Никия и учтиво просили извинить его, потому что он и до сих пор все еще слишком занят государственными делами. Понятно, что он не пользовался особенной популярностью между народными руководителями (демогогами) своего времени, хотя сам народ постоянно доказывал свое доверие ему и уважение, Никия как верного и всегда благонамеренного советник Большее очарование, чем личность Никия, производил его деньги. Он не любил на них скупиться; он тратил большие суммы на блестящую постановку праздничных хоров, на устройство игр, такими и подобными средствами стараясь приобрести любовь народную; он раздавал щедрые подарки бедным и наконец не щадил денег, если нужно было зажать рот опасным крикунам и злостным обвинителям, так называемым сикофантам. Как во время войны, так и дома Никий всегда быль озабочен своей безопасностью. Никий желал, говорит Фукидид, обеспечить свое счастье, пока неблагоприятная судьба не посетила его и он еще пользовался полным влиянием. В настоящем он хотел и сам быть свободным от всяких неприятностей и народу желал того же, а в будущем он желал оставить после себя славу, что под его управлением государство не было постигнуто никаким несчастьем.