Книга Таинственный пасьянс - Юстейн Гордер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И мама замяла эту тему, одной рукой обняв папашку за плечи.
— Я не хотела никого обидеть, — сказала она.
— Полегче, всё-таки я веду машину, — буркнул папашка.
Тогда мама повернулась ко мне:
— Прости, Ханс Томас. Но мне хотелось, чтобы ты не был разочарован, если окажется, что этот пекарь знает о дедушке не больше нашего.
Таким образом праздник с коврижками откладывался до приезда в Дорф, где мы предполагали быть тем же вечером. Однако поесть нам требовалось уже сейчас. Днём папашка свернул в Беллинцону и поставил машину на боковой улочке между двумя ресторанами.
Пока мы ели спагетти и тушёную телятину, я допустил самый большой промах за всю поездку. Я начал рассказывать о книжке-коврижке.
Может, всё и случилось только потому, что я не сумел сохранить самую главную тайну…
Я рассказал, что нашёл книжку с микроскопическими буквами, которая лежала в пакете с коврижками, подаренными мне старым пекарем. Поэтому было очень кстати, что карлик на бензоколонке подарил мне лупу. Потом я в общих чертах поведал о том, что прочитал в книжке.
Впоследствии я много раз спрашивал себя, как я мог, когда мы, возвращаясь домой, уже находились в нескольких часах езды от Дорфа, оказаться настолько глупым, что нарушил торжественную клятву, данную старому пекарю. И, по-моему, нашёл ответ на это. Мне очень хотелось верить, что в маленьком альпийском селении я встретил действительно дедушку, и ещё мне очень хотелось, чтобы в это поверила мама. Но именно из-за этого всё только ещё больше усложнилось и запуталось.
Мама посмотрела на меня, потом на папашку.
— Я рада, что у тебя такая богатая фантазия, сынок, — сказала она. — Но и фантазия должна иметь известные границы.
— По-моему, что-то похожее ты рассказывал мне в ресторане на крыше в Афинах? — вмешался папашка. — Помню, я ещё позавидовал твоей фантазии. Но я согласен с мамой, что с этой книжкой-коврижкой ты немного перехватил.
Не знаю почему, но у меня потекли слёзы. Мне было уже невмоготу держать всё это про себя, и вот теперь, когда я поделился этим с родителями, они мне не поверили!
— Вот подождите, — всхлипывал я. — Подождите, пока мы вернёмся в машину. Я покажу вам эту книжку-коврижку, хотя и обещал дедушке никому её не показывать.
Конец обеда промчался со скоростью экспресса. У меня не было надежды, что папашка хотя бы на сотую долю процента допускает, что я прав.
Он положил на стол купюру в сто швейцарских франков, и мы, не дожидаясь сдачи, выбежали на улицу. Подходя к автомобилю, мы увидели, что маленький человечек роется на заднем сиденье нашего "фиата". Как ему удалось открыть дверцу машины, до сего дня остаётся загадкой.
— Эй ты! — крикнул ему папашка. — Остановись!
И помчался к машине. Но человечек, рывшийся в наших вещах, с молниеносной быстротой вынырнул из машины и тут же скрылся за углом. Мне показалось, что я услыхал звон бубенчиков.
Папашка бросился за ним, но куда там. Мы с мамой остановились у машины и ждали его не меньше получаса. Наконец он вышел из-за того же угла, куда так поспешно убежал.
— Как сквозь землю провалился, — сказал он. — Вот чёрт!
Мы осмотрели свои вещи.
— У меня всё на месте, — вскоре сказала мама.
— У меня тоже, — сказал папашка, держа руку в "бардачке". — Водительское удостоверение, паспорта, портмоне с мелочью и чековая книжка. Он не тронул даже моих джокеров. Может, он просто искал выпивку?
Они оба сели в машину. Папашка открыл мне заднюю дверцу.
У меня сосало под ложечкой: я думал только о том, что забыл на сиденье под джемпером книжку-коврижку. И обнаружил, что она исчезла!
— Книжка-коврижка, — сказал я. — Он украл мою книжку-коврижку!
И я опять расплакался.
— Это был карлик! — всхлипывал я. — Это он украл мою книжку, потому что я не сохранил тайну!
Кончилось тем, что мама села ко мне на заднее сиденье и обняла меня.
— Бедный Ханс Томас, — несколько раз сказала она. — Это я во всём виновата. Зато теперь мы все вместе вернёмся домой, в Арендал, а сейчас тебе надо немного поспать.
Я выпрямился на сиденье:
— Но сначала мы заедем в Дорф!
Папашка выехал на шоссе.
— Конечно, мы заедем в Дорф, — заверил он меня. — Моряк всегда держит слово.
Перед тем как уснуть, я слышал, как он шепнул маме:
— Вообще-то странно. Все дверцы были заперты. И ты ведь тоже видела, что это был карлик!
— Этому шуту ничего не стоит пройти сквозь запертую дверь, — сказал я, уже засыпая. — А маленький он потому, что искусственный.
И я заснул на коленях у мамы.
…и вдруг из старинного постоялого двора вышла старая женщина…
Я проснулся часа через два, сел и обнаружил, что мы уже давно находимся в Альпах.
— Уже проснулся? — спросил папашка. — Через полчаса мы будем в Дорфе. И переночуем там в "Красавчике Вальдемаре".
Вскоре мы въехали в селение, которое, мне казалось, я знаю намного лучше других сидящих в машине. Папашка остановился перед маленькой пекарней. Взрослые попытались переглянуться так, чтобы я этого не заметил, но я видел их тайную игру.
В пекарне было пусто. Только золотая рыбка плавала по кругу в стеклянной чаше, от которой был отколот небольшой кусочек. Я и сам чувствовал себя как рыба в чаше.
— Смотрите, — сказал я и достал из кармана лупу. — Смотрите, как точно моя лупа подходит к этому сколу.
Это было единственное доказательство того, что я рассказал им не выдуманную историю.
— Вот чёрт, и верно, — сказал папашка. — Но, думаю, найти пекаря нам будет не так легко.
Не уверен, сказал ли он это, чтобы просто пристойно всё закруглить или потому, что в глубине души верил всему, что я рассказал, и теперь был сильно разочарован, не встретив своего отца.
Мы оставили машину на стоянке и направились к "Красавчику Вальдемару". Мама стала расспрашивать меня, с кем я обычно играю в Арендале. Я попытался отвязаться от неё. История с пекарем и книжкой-коврижкой была далеко не игрой. И вдруг из старинного постоялого двора вышла старая женщина. Увидев нас, она побежала нам навстречу.
Бабушка!
— Мама! — испуганно вскрикнул папашка.
Если на земле никто и не услышал его крика, то уж ангелы на небесах слышали его наверняка, крик был громкий и душераздирающий.
Бабушка обняла нас всех сразу. Мама была так смущена, что не знала, куда деваться. Наконец бабушка крепко прижала меня к себе и заплакала.
— Мальчик мой, — рыдала она. — Мой дорогой мальчик.