Книга Скрипка - Энн Райс

Небо над головой перестало быть частьювселенной, превратившись в полог для существа, не имеющего ничего общего сприродой, оно нависало этаким огромным куском черной ткани, к которому то тут,то там прицепились яркие звездочки, сверкавшие словно бриллианты на траурнойвуали.

Оказавшись на кладбище с богатыми надгробиями,скиталец остановился. Мы снова стали невидимыми и приблизились к нему. Онрассматривал надгробия, читал высеченные имена. Подошел к могиле ван Мек.Прочитал имя своего отца. Стер с камня кусок засохшей грязи и мох.

Время больше не было привязано к часам. Онвынул из кармана часы и уставился на ничего не говорящий циферблат.

Другие духи сгрудились в кучку в клочковатойтьме, привлеченные любопытством, его осмысленными движениями и ярким цветом. Онвгляделся в их лица.

– Отец? – прошептал он. – Отец?

Духи разлетелись во все стороны, словновоздушные шарики на ветру, слабо привязанные веревочками.

Тут по его лицу стало ясно, что он наконец всепонял. Он был мертв, никаких сомнений. Но хуже того, он был изолирован отлюбого другого призрака, подобного ему самому! Он поискал на земле и на небедругого такого фантома, такого же решительного, такого же таинственного. И ненашел.

Неужели он видел все так же ясно, как мытеперь со Стефаном?

Да, мы с тобой теперь видим то, что тогдавидел я, зная только, что мертв, но не понимая, почему до сих пор брожу поземле, что я могу сделать, обреченный на такое презренное проклятие. Я зналлишь, что способен передвигаться по своей воле, меня ничто не связывает, наменя ничто не давит и ничто меня не утешает, одним словом, я превратился вничто!

Мы забрели в маленькую церковь во время мессы.Церковь была построена в немецком стиле, но еще в ту пору, когда стиль рококоне успел завладеть всей Веной. Резные колонны, готические арки. Огромныенеполированные камни. Прихожане – местное сельское население, стульев не много,всего несколько.

Призрак с виду почти не изменился. Все такойже сильный, видимый, не потерявший цвет.

Он наблюдал за церемонией у алтаря подкроваво-красным балдахином, который удерживали готические святые – изморенные,истерзанные, древние, – нелепо выполнявшие роль колонн.

Стоя перед высоким крестом, священник поднялкруглую белую освященную облатку, волшебную просвирку, ставшие чудесным образомсъедобными Христово тело и кровь. До меня долетел запах ладана, звон крошечныхколокольчиков. Паства бормотала что-то на латыни.

Призрак Стефана холодно их оглядел, и егоохватила дрожь, как охватывает человека, приговоренного к казни, который наглазах у толпы поднимается на помост. Но там не было никакого помоста.

Он вышел из церкви на свежий ветер и началвзбираться вверх по холму, проделывая тот путь, который я сама мысленнопроделывала каждый раз, когда слушала вторую часть Девятой симфонии Бетховена,тот упрямый марш. Он шел все вверх и вверх, вверх и вверх сквозь леса. Мнепоказалось, что я увидела снег, а потом дождь, но точно сказать не могу.Кажется, вокруг него один раз закружили листья, и он стоял под ливнем этихжелтых падающих листочков, а потом, чуть пошатываясь, вышел на дорогу и помахалпроезжавшему мимо экипажу, но возница его не заметил.

– С чего все это началось? –спросила я. – Как тебе удалось прорваться? Как ты превратился в этогосильного, упрямого монстра, который меня терзает? – Я была полна решимостиполучить ответы на свои вопросы. В темноте, окружавшей нас пеленой, япочувствовала его щеку, его губы.

Какие безжалостные вопросы. У тебя моя скрипкаСтой спокойно, наблюдай. А еще лучше – отдай мне сейчас же инструмент. Разветебе мало того, что ты увидела? Неужели ты до сих пор не убедилась, что этаскрипка моя, что она принадлежит мне, что я перенес ее через границу в этоцарство, пожертвовав своей жизнью, а теперь она у тебя в руках, и я не могу еевырвать; если есть боги, то они безумны, раз допускают подобное. Бог на небесах– чудовище. Сделай вывод из того, что ты видишь.

– Это ты делай выводы, Стефан, –сказала я и крепче сжала скрипку.

Он почувствовал себя еще более беспомощным вэтой кромешной тьме, в которой мы с ним находились, его руки по-прежнему меняобнимали, он прижимался лбом к моему плечу. Он стонал, словно желая поделитьсясвоей болью, а его пальцы, лежавшие поверх моих, касались корпуса и струнскрипки. Но он уже не старался вырвать ее у меня.

Я почувствовала, как его губы касаются моихволос, скользят вдоль края уха, но самое главное – я почувствовала, как он,охваченный дрожью, нерешительностью, прижался ко мне. По моему телу разлилсяжар, словно для того, чтобы согреть обоих. Я снова обратила взгляд наблуждающего призрака.

Падал снег.

Юный Стефан заметил, что снежинки не падают наего пальто или волосы, а все как-то пролетают мимо; тогда он попытался пойматьих руками. Он улыбался.

Сделав несколько шагов, он услышал, что подногами хрустит снег. Действительно ли это хрустел снег или он заставил себя вэто поверить? Его длинный плащ казался темной тенью на фоне снега, капюшон былоткинут, глаза устремлены на белый беззвучный небесный потоп.

Неожиданно его испугал призрак: из лесапоявилась полупрозрачная женская фигура в серых одеяниях, вид у нее былугрожающий, но Стефан сумел ее прогнать. Это столкновение его потрясло. Хотя онограничился одним взмахом руки, он весь задрожал и пустился в бегство. Снегповалил сильнее, и на какую-то секунду мне показалось, что я потеряла его извиду, но вскоре его темная фигура возникла впереди нас.

Снова кладбище, кругом могилы – большие ималенькие. Он остановился у ворот. Заглянул внутрь. Мимо проплыл блуждающийпризрак, он говорил сам с собой, как безумный человек, а сам был прозрачным,как паутинка, спутанные волосы, судорожные взмахи рук.

Стефан толкнул калитку. Неужели ему сновакажется? А может быть, он действительно настолько силен, что может заставитьдвигаться этот осязаемый предмет? Он не стал проверять дальше, а просто миновалвысокий частокол и направился по тропинке, пока не укрытой снегом, а толькоопавшей сухой листвой – красной и желтой.

Впереди небольшая группа скорбящих людейсобралась у скромной могилы, надгробием которой служила простая пирамидка. Ониплакали, но в конце концов все разошлись, кроме одной старой женщины, которая,отойдя немного в сторону, присела на край богатого резного надгробия возлекаменной статуи умершего ребенка! Я поразилась.