Книга Письма. Том I. 1828–1855 - Святитель, митрополит Московский Иннокентий

реке Мае, а не через Якутск, как это было в 1847 году, 3-го апреля, как сказано выше, приехал в Аян, откуда намереваюсь отправиться в свое место на первом транспорте.

Много расстояния пройдено (более 13,000 вер.); много употреблено для того времени (почти 11 месяцев); много истрачено казенных денег на прогоны и много причинено хлопот и трудов служившим мне в сих путях моих. Против этого никто не станет спорить. Но много ли сделано пользы? и даже есть ли от того какая существенная польза для паствы, которую я видел?… Знает один Господь! Я могу сказать только, что я ничего худого не желал и не делал с намерением, и, что мог, делал по своей обязанности.

О состоянии паствы моей могу Вам сказать только, что, благодарение Господу, оно нисколько не хуже прежнего; а что особенно заслуживает внимания, о том Вы можете узнать от нашего Владыки[172]; а Вам я намерен здесь оказать о том, о чем не писал к нему.

По прибытии в Петропавловск, я получил письмо из-за границы на новогреческом языке и, желая узнать содержание его, я посылал его к Г. Стурдзе[173] в Одессу; и на днях получил оное с переводом. И что же? Письмо это от покойного святейшего патриарха Мефодия[174], в котором он, поблагодарив меня за сделанное от наших церквей пожертвование его кафедре, изъявляет свою радость о распространении чрез меня слова Божия и православной веры в самых отдаленных странах света и проч. Знаете-ли, что я хочу сказать Вам: я высоко ценю и уважаю писания нашего Владыки ко мне и даже благоговею. Но поверите ли, письмо св. патриарха произвело во мне какое-то особенное чувство… словно я получил письмо будто от отца родного… Ах! зачем у нас не так… не попрежнему. Вера и христианская нравственность между нами ослабевает — это неоспоримо. Но не есть ли тому одною из главных причин то, что мы изменили форму управления нашею церковью? По крайней мере, я, грешный человек, этого мнения. Собор или Совет полезен и необходим для законоположений и решений вещей, неудоборешимых одним, а управление (и надзор) должно быть у одного. Многие управлять не могут. Примеры тому на лицо. И у нас в России только те части и хороши, где управление вверено одному; а где советы и коллегии, там совсем иначе. Да и там, как посмотришь хорошенько, всегда управляете кто-нибудь один-либо председатель, либо секретарь, либо, пожалуй, и подъячий… Но видно так Господу угодно, и следовательно, надобно благодарить Его и за то.

Вы мне писали, чтобы я, как возможно скорее писал к новому нашему Первопастырю в С.-Петербург — и я сделал это при первом же случай, т. е. от 8 октября 1849 г., на кругосветном судне. В этом письме моем к Его Высокопреосвященству, Высокопреосвященнейшему Никанору, я описал ему вкратце все свои обстоятельства, и кроме того упомянул, что я писал к Г. Обер-Прокурору частное письмо, в котором описано все наше житье-бытье, т. е. как у нас делаются дела по Д. Правлению, как и чем я живу и проч. Из полученных мною прошедшего лета Указов я вижу, что письмо мое к Его Высокопреосвященству не осталось втуне. Так напр. в вышеупомянутом письме к Г. Обер-Прокурору я писал к нему: а) доложить кому-либо из членов Св. Синода — можно ли мне в архиерейском подворье моем поместить семейных священников, и прошедшего лета получен мною указ, разрешающие мне это, б) Описывая в письме моем мое житье-бытье, я должен был сказать и о том, сколько я получаю окладов (для того, дабы преемник мой знал, куда он едет, и что его здесь ожидает), и я сказал, что я кроме 4,000 ассигн. решительно не имею никаких доходов; и что касается до меня, то я более не прошу, но только желал бы, чтобы сии 4 т. р. получать мне не от Компании, а от казны; и на это получил указ, в котором сказано, что ныне воспрещено входить с предетавлением о новых штатах… Видите ли, что письмо мое не осталось втуне?

Правда, еще не мало предметов остается без разрешения. Так напр. в 1847 году я требовал двух иеромонахов для миссий и для них оклады, и прошедшего 1850 года получил указ, что Св. Синод разрешил Преосвященным увольнять ко мне желающих; но о жалованье для них не сказано ни слова. Авось последует ныне или скоро когда-нибудь. О перенесении кафедры до сих пор не получено еще никакого решения, а между тем ректора не посылают не дают разрешения — доканчивать ли постройку семинарских зданий в Ситхе? Но быть может обо всем этом уже и писано мне, только до меня не дошли бумаги, что случается очень часто. Так напр., я еще и по сие время не получил указа о пожаловании меня в сан архиепископа[175], между тем, как несколько указов получено с надписанием Архиепископу. В прошедшем 1849 г. в июле посланы мне два указа, коими требуются какие-то сведения о семинаристах-и этих указов я не получил еще и доныне (а о них я узнал из указа же от последних чисел декабря того же 1849 г., коим мне строго предписывается представить сведения). Бог знает, кого тут винить! Почтамты ли, или самую канцелярию Св. Синода? ибо есть причины думать, что не права и канцелярии, потому что кому из членов Св. Синода не известно, что ответы от меня из Америки могут получиться не ранее 14 месяцев, а между вышеупомянутыми указами, если они точно все писаны в 1849 году, не прошло и 5 месяцев. Тут явная ошибка, или недосмотр, иди Бог знает что.

Но пока довольно! — до почты.

мая 28 дня 1851.

14 июня пришла почта из Петербурга от 20 марта (судя по Пчеле)[176], и на ней я получил письмо от Вас, писанное 6 февраля. О! как я Вам благодарен, возлюбленнейший мой о Господь, Андрей Николаевич, за Вашу постоянную и утешительную любовь ко мне! Вы не забыли меня в молитвах Ваших и при Св. Гроб[177] и во всех других св. местах. Да воздаст Вам любвеобильный Господь наш Иисус Христос Своею любовью. Не стану уверять Вас, что ж Вы (говоря словами Вашего письма) занимаете место в сердце моем одно из первых.

Письма же, о котором Вы упоминаете, посланного Вами в октябре, а равно книг и четок из маслины, я еще не получал. Первое вероятно прошло в Камчатку, а последние еще не дошли. Мальцевым прошу объявить