Книга Зайка - Мона Авад

Мою ладонь кусает током, когда его пальцы касаются моей кожи. Сердце распахивает двери, как и всегда, когда он меня касается, это я уже поняла. Но я не позволю манипулировать собой или водить за нос. Я поднимаю взгляд и смотрю ему прямо в глаза. Калейдоскоп оттенков тянет меня на дно (Тянет ли, Саманта, или ты сама явилась сюда, по доброй воле, да еще и набив карманы камнями?).

– Что за хрень ты вытворяешь? – спрашиваю я.

Он вскидывает идеально очерченную бровь. Дымка во взгляде рассеивается в лучах чистейшего, невинного удивления.

– Вытворяю?

– Я про эти сообщения!

– А что с ними не так?

– Что не так? Что не так?! – я задыхаюсь, потому что не знаю, с чего начать.

И не могу облечь в слова все свои вопросы. А их много. Очень много.

Он улыбается мне так, словно я ребенок. Мои разгневанные губы вздрагивают и размыкаются, готовые выплеснуть на него поток обвинений, но в то же время жаждут его, и я совершенно не могу этого понять.

– Саманта, – он нежно встрепывает облако моих волос, а потом обнимает прохладными, пахнущими лесом ладонями мое полыхающее лицо.

Это так приятно, что с моих губ срывается вздох, и я уже не могу вернуть его, хоть и хочу, потому что в первую очередь мне нужны ответы на вопросы.

Но вместо этого он сам задает мне вопрос:

– Разве тебе не пора на занятия?

– Занятия? О чем ты говоришь?

Он отпускает меня и лезет рукой в карман. Я морально готовлюсь к тому, что он сейчас достанет нож или шипастую дубинку. Но он достает всего лишь мой собственный телефон с трещинами на экране, в дешевом фиолетовом чехле.

– Наверное, я забрал твой по ошибке, – он, конечно же, лжет. – Вот, бери.

Но я стою неподвижно и просто смотрю на него.

– Ну же, бери, – говорит он, помахивая им так же, как флягой тогда в автобусе.

Я вижу на экране открытый университетский почтовый ящик. И письмо:

«Дорогие студенты,

Прошу всех собраться в “Пещере” в 17:00 на срочную и обязательную для посещения Мастерскую. Прошу, будьте пунктуальны. Приходите, готовые внимать и лицезреть. Приготовьтесь Обнажить Раны.

С пожеланиями всего наилучшего,

Урсула».

– Ты смотри! – ахает он, прочитав сообщение поверх моего плеча. – Звучит серьезно. Наверное, тебе лучше поторопиться.

А затем снова встрепывает мои волосы так, что отросшая челка падает на лицо, и я вижу только одним глазом.

– Ты же знаешь, Саманта. Рана сама себя не обнажит.

33

Я не знаю. У меня нет ни малейшего представления, что меня ждет в Пещере. Задержав дыхание, я переступаю порог. Собираюсь с силами, чтобы взглянуть им в глаза спустя столько времени. У меня в голове снова и снова повторяются те сообщения, что я подсмотрела, но я не смею даже представить себе, что может за всем этим скрываться. И что, мать его, происходит. Я открываю дверь, готовая ко всему, ко всему, что может меня там…

Обычный квадрат из столов. Пока что пустой. Фоско сидит в своих привычных шелках и улыбается мне. Все шарфы и шали на месте.

– Саманта, – зовет она меня из темноты Пещеры. Выглядит так, словно искренне рада меня видеть. – Не надо так бегать. Пожалуйста, присядь. Отдышись. Ты не просто вовремя, честно говоря, ты даже немного рано.

В кои-то веки, добавляет ее улыбка.

Она кладет ладонь на мою руку. И говорит шепотом, хоть, кроме нас, в комнате никого нет:

– Кстати, я высоко оценила твое письмо.

– Мое письмо? – я вспоминаю ее мейл и пароль, записанный уверенной рукой.

– О Саманта, в честности нет ничего постыдного. Как и в мольбе о помощи. Пускай другие преподаватели и посчитали это… м-м… слабостью, полагаю. А я подумала, что это было очень искренне. И храбро. Как и твои милые одногруппницы, они тоже согласились помочь. Какая у вас прекрасная группа, так чудесно, что вы стоите друг за дружку.

Она больно сжимает мою ладонь.

– Мы живем с мыслью о том, что мы особенные и одинокие. И глубоко в этом заблуждаемся. А что касается твоего письма, я знаю, что у тебя нет работы, которую ты могла бы показать нам сегодня. Но не волнуйся. Тут совершенно нечего стыдиться. Сегодня ты будешь просто слушать. Наблюдать и, возможно, давать некоторую обратную связь. Раз уж тебе это необходимо. Ну, что скажешь?

Она смотрит на меня с таким триумфом великодушия, что у меня прямо язык чешется развенчать весь этот бред по сценарию Макса и закричать ей прямо в лицо, что все это ложь и на самом деле мне есть что показать, теперь уже действительно есть! Но вместо этого я просто киваю.

– Отлично. Спасибо за… понимание.

– Ты уверена, что все в порядке, Саманта? Ты как будто дрожишь.

Я уже собираюсь сказать что-то в свое оправдание, соврать, что подхватила простуду, но тут слышу доносящийся из коридора звук приближающихся шагов. Я сижу, затаив дыхание, и по привычке готовлюсь окунуться в удушающее облако травяных духов, оглохнуть от высоких приторных голосов и неловко поежиться при виде их безмерной словесной и физической любви друг к другу, неистовой, граничащей почти что с насилием. Но я не слышу никакого запаха. И никаких других звуков, кроме клацанья каблучков.

А потом вижу, как из темноты появляется Кэролайн. Одна. Она улыбается.

– Здравствуйте, Урсула, привет, Саманта.

На ней сиреневое платье и белый кардиган. Она крепко прижимает к груди маленькую белую коробку. В таких готовят еду на вынос в китайском ресторане. Такие же я видела и в его комнате.

Сердце начинает биться быстро и гулко, когда она садится напротив и устремляет на меня затуманенный взгляд. Выражение ее лица мягкое и мечтательное, как у героини черно-белого кино, снятого на камеру, густо намазанную вазелином.

– Саманта, я так рада тебя видеть, – говорит она.

Ее голос доносится как будто издалека. Словно она сама в это время пребывает в далекой, сказочной стране. Парит среди розовых облаков. Я замечаю, что пуговицы у ее белого кардигана отлиты в форме улыбающихся кексов. Я уже видела ее раньше в этом наряде? В этом кардигане и лавандовом платье, со свежевзбитыми волосами, высветленными настолько, что даже в темноте они кажутся кремово-белыми. Никогда прежде она еще не походила так на прозвище, которое я ей дала. Или на безвкусно наряженную деревенщину.

– Мне нравится новый цвет, – говорю я.

Она мечтательно касается волос, словно хочет проверить, там ли они еще. А потом улыбается мне так, что у меня мурашки бегут по коже.

– Ой, спасибо. Я все еще привыкаю.