Книга Перелетные свиньи - Пэлем Грэнвил Вудхауз

3

Неприятно, когда тебя пугают. У Джерри Вейла есть сцена, где к герою посреди улицы подходит некий субъект и шипит ему в ухо: «Эй, вы! Сматывайтесь, а то хуже будет», – а герой выводит из этого, что Луи Черный Ус со своей шайкой прознал про его разыскания, связанные с убийством человека в зеленой шляпе, и, при всем мужестве, пугается, точнее – «по его спинному хребту пробежал холодок страха».

Именно это случилось со спинным хребтом сэра Грегори. Встреча с Галли его потрясла. Да, тот говорил лишь об ответных мерах, первым он не начнет, но несчастный баронет был не так прост. «Ответные меры, ха-ха-ха!» – думал он, прекрасно зная, что Галли Трипвуд не станет дожидаться противника.

Вернувшись домой, сэр Грегори сел в кресло и разулся, а потом позвонил и попросил дворецкого вызвать к нему Джорджа Сирила Бурбона. Через некоторое время в комнату вплыл нелегкий запах, а за ним и свинарь.

Джордж Сирил был тощ, высок, рыж, а главное – косоглаз; и мы поймем сэра Грегори, который не смотрел на него.

Но что такое красота? Правильно, суета сует. Ко всему прочему Джорджу Сирилу перебили нос во время политической дискуссии; но когда нанимаешь свинаря, не это важно. То, чего Бурбон не знал о свиньях, уместилось бы на открытке от Моди Монтроз.

Напряженно и нервно сэр Грегори пересказал беседу с Галли, немного выделив отравленную картошку, а свинарь выслушал его с благородной важностью.

– Вот, – закончил сэр Грегори. – Что будем делать?

Джордж Сирил любил иногда прибегнуть к правильной речи.

– Собственно говоря, сэр, – сказал он, – этот… обдурит нас в два счета.

Вероятно, тут бы надо заметить: «Осторожней в выражениях!» – но существительное показалось баронету исключительно точным. В мыслях он заходил и дальше – да, …, но еще и ***, и даже!!!

– Я и сам так думаю, – согласился он. – Остается одно, Бурбон, – крайняя осторожность.

– Ясно, сэр.

– Ни минуты отдыха!

– То-то и оно, сэр. Гунны у ворот.

– Кто?

– Гунны, сэр. У ворот, – отвечал Джордж Сирил, ходивший когда-то в воскресную школу. – Или мидяне. Те рыщут.

Сэр Грегори это обдумал.

– Так. Понятно. Мидяне, вы говорите?

– Да, сэр. Мидяне. Орды мидян, сэр. Круши их, гони из Святой земли!

– Ага, ага. Я как раз хотел предложить. Есть у вас ружье?

– Нету, сэр.

– Я вам дам. Не расставайтесь с ним, а в случае чего… Нет, убивать никого не надо. Увидите ночью… я не называю имен… что вам мешает выстрелить ему в зад?

– Ничего не мешает, сэр, – добродушно согласился Джордж Сирил.

– Сам напросился, в конце концов.

– То-то и оно, сэр. Из двух стволов сразу.

Беседа шла так успешно, сеньор и вассал были так едины, что внезапная мысль посетила его, и он ее выразил, как может выразить человек, которого невеста посадила на диету. Страдать легче вдвоем.

– Да, – сказал он, – и еще одно. С этой минуты – никаких напитков.

– Сэр!

– Вы не расслышали? Никаких кабаков, никаких пьянок. Держите себя в руках.

Джордж Сирил Бурбон дернулся, как устрица, проглотившая дверную ручку.

– Напитки – это не пиво?

– Почему же?

– Значит, пива не пить?

– Да.

– Пива?

– Ни капли.

Джордж Сирил Бурбон открыл рот, словно собирался изрыгнуть пламя; но закрыл его.

– Хорошо, сэр, – кротко ответил он.

Сэр Грегори остро на него посмотрел.

– Да, – сказал он, – я знаю, о чем вы думаете. Вы думаете о том, что сумеете от меня ускользнуть. Нет, не сумеете. Я строго-настрого прикажу владельцам местных кабачков не обслуживать вас. Одного я не понимаю, – продолжал он, – почему вас всех тянет выпить. Вот я – ни капли в рот не беру. Хорошо, идите.

Печально и с укором поглядев на хозяина, обездоленный Бурбон вышел, а за ним – и свиной запах (не весь). Через несколько минут позвонила леди Констанс.

– Матчингем, восемь тридцать?

– Да.

– Сэр Грегори?

– Да.

– Вы дома?

– Да.

– Нога болит?

– Да.

– Я вам сказала, чтобы прокололи?

– Да.

– Иголкой. Не булавкой. Видимо, они медные, хотя вообще и не скажешь. Но я звоню не поэтому. Понимаете, Глория… Понимаете, этот режим… Понимаете, упражнения…

Сэр Грегори ответил, что понимает.

– Это вредно в ваши годы.

Сэр Грегори собирался спросить, на что она намекает, но не успел. Как многих женщин, говорящих по телефону, леди Констанс не мог перебить никто.

– Думать больно, как вы все это терпите. В ваши годы нужно много есть, а то заболеете. Один наш родственник, из хемпширских Уилберфорсов, делал утром гимнастику, трогал эти пальцы, и – пожалуйста, приступ. Не знаю, как я забыла, – во вчерашней газете есть реклама нового средства. Вы не слышали? Врачи рекомендуют, такие пилюльки, сбавляют вес. Называются «Грация». Да, Руперт Уилберфорс, троюродный брат или четвероюродный, жена из девонширских Фэрбенксов. Немолодой человек, ваших лет примерно. Начал толстеть, понимаете, а какой-то друг уговорил его трогать эти пальцы. Пятьдесят раз. На третье утро – завтрак, а его нет и нет. Пошли к нему, он лежит на ковре и страшно стонет. Сердце зацепилось за печень. Значит, «Грация». Есть в маленьких склянках, есть – в больших. Попробуйте, очень вас прошу. Я видела эти склянки у Булстрода, в Маркет-Бландинге. Такое совпадение, тоже вчера. Как это часто бывает! Вы не заметили? То есть что-нибудь увидишь – и сразу опять увидишь. О, Кларенс! Это я Кларенсу, сэр Грегори. Он как раз вошел, что-то блеет. Что тебе нужно, Кларенс? Что-что? Телефон, сэр Грегори, я прощаюсь. До свидания. Значит, «Грация». Не забудете? Лучше купите большую. Это экономней.

Оторвав трубку от измученного уха, сэр Грегори повесил ее. Когда тишина, словно компресс, подлечила увечья, он стал думать о том, как ужасны женщины, особенно у телефона. По-видимому, он действует на них как наркотик. Возьмем, к примеру, Конни Кибл. Приятная, разумная женщина, вполне прилично разговаривает, но пусти ее к телефону – гыр-гыр-гыр, гыр-гыр-гыр, и все зря.

Однако он тут же подумал: так ли бессмысленна была ее речь? Почти все мужчины в таких ситуациях разрешают себе отвлечься, но подсознание что-то впитало. Из его глубин всплыло слово «Грация», а там – и занимательные вести об этом снадобье.

Сэр Грегори не додумался до того, чтобы обойти диету; но сейчас такой выход все больше нравился ему. Подумать только: сидишь, принимаешь эту «Грацию» и ешь что хочешь!