Книга Ё - Евгений Лукин

— Вот, — с бледной улыбкой проговорил он, кладя на стол вскрытый конверт. — Поступило.

Алексей Михайлович извлёк из конверта всё ту же листовку с одинокой жирной буквой «ё». Чёрная метка.

— Ну. Поступило. И что?

— Анонимка, — чуть задохнувшись, пояснил редактор. — Угрожающего содержания.

— А в чём угроза?

— Ну как же! — вскричал редактор. — Мы же «ё» принципиально не используем! У нас даже такая программа в компьютерах, чтобы уничтожала при вёрстке!

— Кого уничтожала?

— «Ё»! Корректоры в истерике. Плакатик сняли, уничтожили.

— Что за плакатик?

— «Ёшке — нет!» В корректорской висел…

— А я тут при чём?

— То есть как при чём? Мне грозят…

— Где?

— Вот! Там на изнанке даже место и время обозначено!

— Место и время чего?

— Не знаю, — вздрогнув, сказал редактор.

Мыльный перевернул листок. Обозначенные на изнанке место и время были хорошо знакомы старшему оперуполномоченному.

— Делать вам нечего, — утомлённо молвил он. — Какая анонимка? Это реклама нового книжного магазина «Ё». А на изнанке — адрес и дата открытия. Презентация у них.

— Быть не может… — не решаясь поверить, пролепетал редактор.

— А не может — переходите на «ё», — не сдержался и уязвил Алексей Михайлович. — От греха подальше.

Неужели и из других редакций побегут? Их же в городе штук десять, не меньше! Весело…

* * *

В тот день к делу было подшито ещё три маньяческих письма (две распечатки, одно бумажное) примерно того же содержания, что и первое, однако вряд ли они принадлежали настоящему преступнику, поскольку содержали грубые орфографические ошибки. Грамотному прикинуться безграмотным относительно легко. А вот безграмотному грамотным — несколько сложнее. Впрочем, нет худа без добра, поскольку круг подозреваемых резко сужается. Настоящих-то грамотеев ещё во время перестройки повыморили.

Странные, ей-богу, времена. На что только не решится человек, лишь бы присвоить чужую славу! Взять боевиков. Уж казалось бы, на что серьёзные люди — и те при случае так и норовят приписать себе на халяву чужой террористический акт.

Вместо четвёртой главы

Часа за два до заседания литстудии её нынешний глава Сергей Овсяночкин (тот самый, с кем старшему оперуполномоченному довелось побеседовать в баре) заглянул к секретарю и застал его шумящим по телефону. Исай Исаевич был в сильном волнении и как никогда походил на серийного убийцу. Редкие седые прядки стояли дыбом над блистающим черепом секретаря.

— Да, настаивал!.. — зычно ухал он в трубку. — А теперь раздумал… Почему-почему… По кочану!!!

Овсяночкин подсел к столу и, бесцеремонно забрав из-под носа начальства пепельницу, закурил. Из угла кабинета на литераторов сурово смотрел метровый бюст Пушкина, выполненный из белого мрамора. Впрочем, Александра Сергеевича в данном случае можно было опознать лишь по бакенбардам. Скульптор (видимо, большой патриот) ухитрился придать лицу великого арапа откровенно арийские черты.

— Вот и давай… лёгким движением пальцев. — Секретарь разразился сатанинским смехом и бросил трубку. — Всё! — радостно объявил он Сергею. — Чик — и нету…

— Кого? — не понял тот.

— Буквы «ё».

— Как это? — искренне подивился поэт. — Где её нету?

— В тексте. У меня ж книжка в издательстве верстается. Роман. «Спаси, сохрани и помилуй!».

— И что?

— Газет не читаешь? — Круглые немигающие глаза уставились в упор. — Маньяк-то на букве «ё» свихнулся! Попомни мои слова, всех теперь подозревать начнут… А бережёного, знаешь, Бог бережёт… — Секретарь снял очки и перекрестился. Он всегда так делал. Странная эта привычка возникла у него ещё в 1991-м. Уверовав истово и бесповоротно, Исай Исаевич метал крестное знамение с таким размахом, что постоянно сбивал очки. — Тут пару месяцев назад, — понизив голос, сообщил он, — какой-то громила приходил. Сто баксов предлагал…

— За что?

— Объяснить, где «ё» пишется, где «е». Вот думаю сейчас: не дай Бог его работа! Скажут потом: проконсультировал…

— Исаич, — глядя на него в изумлении, сказал поэт. — Ты что, блин, ментовки больше, чем маньяка, боишься?

— В смысле? — встревожился тот и вновь впрягся в линзы.

— Ну вот, блин, купит наш убийца твой роман, а там, блин, какой-нибудь «манёвр» через «е»…

— А он через «ё»? — всполошился секретарь.

— Через «ё». Не веришь — у Ожегова посмотри.

Секретарь оцепенел в раздумье.

— Где купит? — неуверенно всхохотнул он наконец. — Тираж — тысяча экземпляров, в продажу не поступает, по библиотекам распихиваем…

— Или в библиотеку зайдёт.

— Да ладно там! — занервничал Исай Исаевич. — Будет тебе маньяк по библиотекам ходить!

— Этот — будет.

— Да пока роман выйдет, его уж поймают…

— А Чикатилу сколько ловили?

Секретарь со страхом посмотрел на поэта и схватился за телефон.

— Володя? — взвыл он в трубку. — Ты там ещё букву «ё» не убрал? Нет? Слава те Господи… Отбой, Володя! Пускай неё остаётся, как есть… Да! И вот ещё что!.. Рукопись кто вычитывает? Элеонора? Слушай, скажи ей: если увидит слово «маневр», так его, оказывается, тоже через «ё»…

Белокурая бестия Пушкин смотрел из угла и, казалось, надменно усмехался краешками мраморных губ.

* * *

С красиво переписанным стихотворением в кармане Славик ступил в небольшой актовый зал, где под увешанной пейзажиками стеной составлены были столы и расставлены стулья. Судя по всему, прибыл он рановато: в помещении присутствовала одна старушка, сидевшая горбиком к вошедшему. Жидкие желтоватые волосёнки собраны сзади в трогательно куцый хвостик. Беззащитно торчат полупрозрачные розовые ушки.

Заслышав шаги, она поглядела, кто пришёл, и оказалась вдруг вовсе не старушкой, а старичком, улыбчивым, подслеповатеньким. Даже с бородёнкой — мочальной, коротко подстриженной.

— Литстудия — здесь? — спросил Славик.

Старичок умильно посмотрел на рослого юношу и радушно скукожился, личико брызнуло морщинками.

— Здесь, здесь… — приветливо закивал он. — А вы, я вижу, впервые? Стихи, небось, принесли?

— Д-да… один… — замялся Славик.

— Зря, — посетовал старичок. — Надо было все.

— А вы — руководитель?

— Был, — промолвил тот со вздохом. — Пока не подсидели. С сегодняшнего дня студией моей правит Сергей Овсяночкин. Однако давайте знакомиться, — предложил он, протягивая жёлто-розовую лапку. — Пётр Пёдиков.