Книга Ё - Евгений Лукин

Редко, крайне редко встретишь сейчас человека, способного на естественный поступок — пусть даже в результате острого приступа искренности. Признайтесь честно: мало ли кого нам хочется порой порезать на лоскуты? Однако мы так не поступаем! Скованные правилами и нормами, с неловкостью выбираемся из-за руля и ханжески мямлим: «Командир, ну, может, договоримся?» Маньяк же действует по велению сердца, ужасные последствия чего вы наверняка не раз видели по телевизору.

Маньяков никто не любит — даже киллеры, ибо профессионалу претит сама идея безвозмездного убийства. Не жалуют их и прочие представители криминалитета, поскольку взбудораженные начальством стражи правопорядка принимаются хватать кого попало, чем сильно мешают работе. Что уж там говорить о вас, дорогой читатель! Признайтесь, прямота и чистосердечность милы вам лишь на словах, а стоит столкнуться с движениями человеческой души в их изначальном, неизвращённом виде, вы тут же бежите на помощью в милицию, причём не всегда добегаете.

По идее, сотрудник органов, выслеживающий маньяка, должен пользоваться общенародной поддержкой, а местами даже и любовью.

Если бы не одно обстоятельство.

Изловить маньяка очень трудно.

* * *

Вскоре на стол Алексея Михайловича Мыльного лёг так называемый профиль преступника, принесённый редкозубым блондинчиком, веры которому не было ещё с позапрошлого года, когда этот, прости господи, спец представил развёрнутый психологический портрет серийного убийцы, а убийца-то оказался даже и не личностью вовсе, а группой дебильных подростков…

Впрочем, любое сообщество, от хулиганской компании до народа в целом, тоже, согласитесь, своими действиями напоминает дебила с маньяческими поползновениями. Немудрено и перепутать.

Тем не менее старший оперуполномоченный внимательнейшим образом изучил представленный документ.

«Несмотря на то, что на местах происшествий не найдено следов спермы, — терпеливо читал Мыльный, — сексуальные мотивы преступления очевидны. Вырезая на груди жертвы правильный вариант слова, убийца испытывает наслаждение, возможно, даже оргазм. Нечто подобное, предположительно, ощущают и некоторые учителя при проверке письменных работ учащихся. Цвет крови, несомненно, напоминает маньяку используемые педагогами красные чернила. Вывод: искать следует пенсионера, бывшего преподавателя русского языка и литературы в средней школе, тоскующего по прежней работе, вероятно, одинокого, не исключено, что состоящего на учёте в психоневрологическом диспансере. Лишённый возможности исправлять ошибки на бумаге…»

Дочитать выдающееся произведение редкозубого блондинчика Мыльному не дали.

— Алексей Михалыч!

Перед старшим оперуполномоченным стоял Санёк по прозвищу Карубция. Словечко это, употреблённое слушателем Высшей следственной школы в дипломной работе, прилепилось с тех пор к нему намертво и следовало за Саньком повсюду.

Ростом Саня-Карубция был невелик, но очень развит физически. У него даже мордень была мускулистой. И мордень эта сияла. Что-то, видать, раскопал.

— Ну?

— Порядок! — выпалил молодой оперок. — Не надо никакого фоторобота. Можно прямо фотографию размножать.

— А подробнее?

— Вот! — на стол Мыльного лёг лазерный диск. — У них там, оказывается, в интернет-кафе камера слежения. Засветился наш Потрошитель! Jack the Ripper! Пятнадцать ноль восемь. Тик в тик. Показать?

— Показывай.

Санёк-Карубция кинулся к компьютеру, вставил диск, заелозил мышкой по коврику, но увидеть старшему оперуполномоченному так ничего и не удалось, потому что дверь отдела распахнулась вновь.

— Алексей Михалыч! Тут к вам маньяк с повинной пришёл…

* * *

Старательно перемалывая зубами таблетку анальгина, опер Мыльный в течение вот уже семи с половиной минут выслушивал излияния раскаявшегося серийного убийцы. Явившийся с повинной доверия не внушал ни малейшего. Особенно настораживало слово «чо».

— Так, — прервал его Алексей Михайлович. — О мотивах потолкуем позже. Давайте по первому случаю. Вот вы говорите: пробили затылок молотком. Где он сейчас?

— Кто?

— Молоток.

— Выбросил.

— Прямо в парке?

— Н-нет… Выбросил в реку.

— Место показать можете?

— Д-да… Да! Конечно.

— Вот карта. Отметьте, где именно.

Поколебавшись, отметил.

— Как попали в парк?

— Пришёл.

— То есть шли пешком от самого дома?

— Нет. От дома — на троллейбусе.

— Маршрут троллейбуса.

— Не понимаю… — оскорблённо произнёс раскаявшийся. — Я пришёл с повинной. Чо ещё надо?

— Ваше дело отвечать, — процедил Мыльный. — Моё дело спрашивать. Маршрут троллейбуса.

Угрохали на убиенного Лаврентия минут двадцать. Взялись за Николая Пешко.

— Чем на этот раз пробивали затылок?

— Я ж сказал! Молотком.

— Тем, который в реку выбросили?

— Нет. Другим.

— И тоже выбросили?

— Да.

— Куда выбросили?

И так битых полтора часа.

— Ладно… — молвил порядком уже измочаленный Алексей Михайлович, доставая из ящика стола два листка бумаги. Контрольный оставил себе, а другой, где точки над «ё» проставлены не были, толкнул через стол сомнительному серийному убийце. — Читайте. Вслух.

Тот пожал плечами и стал монотонно читать:

— Осёдланный, оседлый, отчёркнутый, отчерпанный, очёсок, очечник…

— Всё! — не выдержал Мыльный. — Свободен!

— Чо такое «свободен»?

— Свободен — значит чеши отсюда, двоечник!

Не веря своим ушам, явившийся с повинной поднялся со стула.

— Я буду на вас жаловаться, — дрогнувшим голосом пригрозил он.

* * *

И ведь впрямь попёрся жаловаться, придурок. До полковника Непадло дошёл. Узнав о случившемся, Герман Григорьевич явился к старшему оперу лично — до такой степени был взбешен. Или всё-таки взбешён? Да, наверное, так.

— Маньяками разбрасываешься? — гремел он. — К тебе с повинной идут, а ты…

— Псих он, а не маньяк! — огрызался Мыльный.

— А маньяк, по-твоему, не псих? Давай хоть на сутки его задержим!

— Н-ну… на сутки можно… — покряхтев, уступил старший опер, пряча в ящик стола оба листка с проверочными текстами. — Посидит, подумает…

Чёрт знает что! «Осёдланный» — через «ё», «оседлый» почему-то через «е». Свихнуться можно.

* * *

Затем пожаловал толстенький и сильно встревоженный редактор газеты «Провинциальные вести».