Книга Вечные каникулы - Скотт Киган Эндрюс

скользнул из обоймы, заполняя пустоту. Затем я толкнул затвор вперёд, плавно поместил патрон в паз, защёлкнул затвор и переключил предохранитель. Я тщательно прицелился, выровнял дыхание, успокоил руки, и сосредоточился на женщине с дробовиком.

— …мародёры, просто и понятно, — проговорила та.

Она стояла метрах в пяти напротив Матроны. Мальчик продолжал ползти, продолжал всхлипывать, находясь между двумя женщинами.

— Мародёры? — недоверчиво переспросила Матрона.

— Их заметили, ворующими еду из газетного киоска в Хилденборо. Старик и двое мальчишек. Сомнений никаких. Мы час их выслеживали.

— И кто, блин, решил, что им нельзя брать найденную еду? Ты, может, и не заметила, дорогуша, но дебетовые карточки больше не принимают.

Мальчик продолжал ползти.

— Теперь Хилденборо контролируем мы, — сказала женщина. — Наша территория, наши правила.

— Кто это — «мы»?

— Местный магистрат, Джордж Бейкер — главный. Он устанавливает закон, и если он говорит, что ты мародёр, значит, ты — мародёр.

— И мародёров вы расстреливаете?

— Тех, что бегут, ага.

— А тех, кого вы ловите?

— Их мы вешаем.

Матрона склонилась над мальчиком, который добрался до неё и цеплялся за её обувь.

— Я знаю этого мальчика. Ему тринадцать лет! — воскликнула она.

Наездница пожала плечами.

— Мародёр есть мародёр. А те, что укрывают мародёров, не лучше.

Матрона выпрямилась, вскинула винтовку и подошла вплотную к наезднице. Я решил, что она выстрелит, но она стояла спокойно, уверенная, что её товарищ удержит Матрону от первого выстрела.

Обе женщины стояли лицом к лицу, а между ними торчал ствол винтовки.

— Ну, а это — моя территория, — произнесла Матрона. — Я здесь закон. Уходите. Немедленно.

Целую минуту наездница выдерживала её взгляд. Мне нужно было сместить прицел; голова Матроны загораживала цель. Я переключился на мужчину.

Наездница приняла её вызов.

— Да, ну? — усмехнулась она. — И кто меня заставит? Ты и кто ещё?

Она отвела ствол винтовки Матроны в сторону, вскинула дробовик, и не успел я отреагировать, как она ударила Матрону прикладом по голове. Матрона рухнула на землю.

Вот он, момент истины. Я бессчётное количество раз стрелял в тире, разрывал в клочья бумажных человечков, но я никогда ещё не стрелял в настоящее дышащее живое человеческое существо. Если бы я мог перечислить все невысказанные желания в этой жизни, одним из них, которое, думаю, разделяет большинство людей, является желание никогда не убивать других людей. Я не хотел, чтобы на моей совести была кровь, мне не хотелось страдать от бессонницы, раз за разом переигрывая в голове свои действия, видеть, как кто-то раз за разом умирает от моих рук.

Я слышал, как мой папа просыпается с криками.

Я знал, каково это — стать убийцей.

Но в тот момент, сомнение означало, что другие люди, люди, которые были мне важны, могли погибнуть. У меня не было времени на рассуждения, философию и раздумья. И как только наездница прицелилась в голову Матроны, я прицелился ей в грудь и нажал спусковой крючок.

Но, не успел я выстрелить, не успел я отнять свою первую жизнь, кто-то другой открыл огонь по мужчине, который удерживал двух других «мародёров». Мужчина кувыркнулся в воздухе, свалился с лошади и упал на землю. Женщина обернулась посмотреть, что случилось. Матрона, раненая, но подвижная, схватила подстреленного мальчика на руки и начала пятиться к школе. Лошадь мужчины испугалась и побежала влево, в траву, она ржала и вставала на дыбы, открывая Мака, стоявшего у школьных ворот с винтовкой у плеча.

Наездница издала жуткий вопль и побежала к Маку. Она выстрелила из дробовика один раз, вынудив старика пригнуться, но выстрел ушёл в «молоко», а затем и она упала, сражённая одиночным выстрелом Мака. Она ещё прошла по инерции несколько шагов, затем упала рядом с двумя мародёрами, которых преследовала.

Её лошадь испугалась и помчалась, опустив голову, к Матроне, которая пятилась с мальчиком на руках.

Не раздумывая, я перевёл прицел и выстрелил.

Винтовка с силой ударила меня в плечо, а от звука выстрела заложило уши. Однако лошадь упала, точное попадание, прямо в голову. Впервые в жизни я стрелял по движущейся мишени. Впервые в жизни я убил что-то живое.

Какое-то время я лежал, шокированный содеянным. Я мог видеть, как Мак удивлённо смотрит на окно.

Мои руки дрожали.

Я ещё не стал убийцей.

Пока.

* * *

Неуверенным шагом я спустился по лестнице, шатаясь от адреналина. В центральном коридоре царила суматоха. Матрона уже ушла; она пробежала сквозь толпу прямиком в лазарет, а контроль над ситуацией взял Нортон.

— Хиткоут, возьми пару парней и убери лошадей, нахуй, с глаз долой, — говорил он. — Уильямс, займись телами. Нам совершенно не нужно, чтобы их дружки обнаружили их трупы прямо у нашего порога.

Оба фермера собрали группы мальчиков постарше и поспешили заняться уборкой.

Я стоял на месте, позволяя шуму и суматохе омывать меня. Понадобилось какое-то время, чтобы осознать, что Нортон разговаривает со мной.

— Ли. Ли!

Я тряхнул головой, разгоняя туман.

— Ну?

Он положил руку мне на плечо и обеспокоенно спросил:

— Ты в порядке?

— Ага. — Я кивнул. — Ага, думаю да, ага.

— Хорошо. Идём, надо занести второго раненого.

— Ага, конечно.

Небо снаружи было идеально голубым, воздух бодрящим и свежим. Когда мы бежали к раненому мальчику и старику, что его защищал, под моими ногами хрустел гравий. Все мои органы чувств, казалось, усилились. Я слышал, как в груди колотилось сердце, всё вокруг представало передо мной с кристальной чёткостью. Я чуял кровь.

Мы пробежали мимо убитой лошади, возле которой стояли трое мальчиков и обсуждали, как двигать такую здоровую тушу. Я замедлился и остановился. Я обошёл животное, опустился на колени рядом с ним и коснулся ещё теплой шеи. Глаза лошади были открыты, они безумно и слепо таращились вперёд, пасть открыта, язык вывалился, зубы обнажены от испуга. Над её левым глазом виднелось небольшое отверстие, из которого на тропу вытекало чёрно-серое вещество.

Я ощущал затухающий жар тела лошади и по моим щекам потекли слёзы. В животе опустело, голову сжало, мне хотелось лишь забиться в дальний тёмный угол и реветь. То была первая настоящая эмоция, которую я испытал после смерти мамы.

Я угомонил свои чувства. Это потом; сейчас надо работать. Я пробормотал «прости», поднялся на ноги и побежал за Нортоном, вытирая по пути глаза.

Когда я подбежал к мародёрам, то был шокирован, узнав мужчину. Это был мистер Хаммонд, наш учитель рисования. Мальчика я тоже узнал, по внешности.