Книга Менты, понты и «Скорая помощь». Медицинские рассказы священника-реаниматолога - Иеромонах Феодорит

Я набрал номер ночного водителя. Его тоже звали Макс, и он уже был на месте. Решили, что поедем сразу, раз такое дело. Водители поменялись, я разбудил другого Макса, и мы поехали.

Бригада у меня была великолепная. Макс-фельдшер – мало того, что прекрасный фельдшер, так еще подрабатывает анестезистом в клинике. Прекрасно разбирается и в патофизиологии, и в фармакодинамике. Немногие доктора так могут. Все-таки университетское образование дает себя знать – Макс, кроме медучилища, закончил юрфак университета, но любовь к медицине пересилила.

А Макс-водитель – это уникум. Потомственный водитель СМП (его отец проработал у нас на подстанции больше 30 лет), умеет и реанимировать, и вену уколоть, и капельницу наладит. Интубировать, кстати, тоже умеет – у нас доктор Анюта желающих в морг водит тренироваться. Кое-кто из водителей приходит. Ну, а ездит – как метеор, но при этом очень аккуратно.

И вот едем мы на нашем желтом реанимобиле по дорогам Московской области. N-ская больница – по нашим меркам недалеко: около 80 км. Мы и за 300–400 км ездим регулярно. А как-то из Краснодарского края парнишку вывозили. Так что, несмотря на вечернее время, разогнав возвращающихся домой и на дачи граждан, вскоре мы подъехали к четырехэтажному корпусу.

Тетки там не было. Был дядька – ее муж. И был дед – муж самой пациентки. Мужчины держались, но видно было, что что-то их сильно напрягает. Дед попросил:

– Сынки, вы уж заберите ее отсюда. Мы ж 49 лет вместе прожили. Хотелось бы до золотой свадьбы дожить…

Да, как-то не по себе… понятное дело, если бы нас встречал цыганский табор или армянская семья – там люди эмоциональные. А тут… Поднимаемся на второй этаж.

Дверь открыла медсестра средних лет. Я даже вспомнил ее имя – Света: ведь мы здесь бывали часто. Но обычно она была такая веселушка-хохотушка, а сейчас какая-то понурая и взгляд виноватый. Да и у девочки – второй сестры – не лучше. И даже санитарка смотрит не так, как обычно.

Я хотел было зайти в ординаторскую, но Света показала, что сначала – в зал. Дверь в ординаторскую была закрыта, и я подумал, что доктор заснул, вот его и разбудят, пока я больного посмотрю.

– Ой! – только и смог сказать я. На постели лежала грузная пожилая женщина в коме. С дыханием Грокко – Фругони. Без ИВЛ. В вену (периферическую) капал физраствор. Насмешкой выглядел подключенный монитор, показывающий только кривую давления.

Возле соседней койки надрывно орал старый Пуритан 760. Везет мне на эти аппараты. Видимо, их откуда-то списывали и отдавали в районные больницы. Собственно, поэтому они вечно и орут, но в данном случае больной был просто не синхронен и тупо боролся с аппаратом.

В углу на вязках бился делирик, а в другом углу на весь этот ужас смотрела пожилая женщина с интеллигентным лицом и в полном сознании. Как потом сказали сестры – у больной инфаркт, и она просто умоляет перевести ее в обычное отделение.

– Слушайте, дамы, что у вас случилось? – не выдержал я. – У вас же нормальная реанимация была.

– Была, да сплыла, – грустно ответила Света. – Как наш заведующий ушел, все доктора разбежались, и этих набрали, – она с неприязнью посмотрела в сторону ординаторской. – Сейчас увидите.

Видимо, доктора уже успели позвать.

В зал зашла женщина восточной внешности лет 35 в хирургическом костюме. Смотрела она зло.

– Добрый вечер, мы за больной приехали. Что-нибудь расскажете?

– Ничего я рассказывать не буду. Забирайте больную и проваливайте. Выписка у сестер!

Вообще, такое хамство встречаешь редко. Понятно, что периодически доктора высказывают недовольство – кто самим фактом приезда в два часа ночи, кто-то – завидуя, что деньги ушли на платную «скорую», а не им, кто-то – просто недолюбливая москвичей (хоча, наприклад, з бригадою українського реанімобіля із Западенщини, якою ми передавали пацієнта на нейтральній смузі, ми сповна доброзичливо поговорили, обговоривши і медицину, і умови життя і навіть плани на відпустку), но обычно люди все– таки держатся в рамках и на профессиональные вопросы отвечают.

– Но такую больную переводить нельзя. Ее надо интубировать и переводить на ИВЛ. Вы будете или нам интубировать?

– Вам надо – вы и интубируйте. А мне это на х#й не надо. И проваливайте.

Доктор развернулась и зашла в ординаторскую, хлопнув дверью. Мы стояли в недоумении.

– Что это было? – спросил я у сестер.

– Теперь у нас так. Орут, хамят и не лечат. Зато денег хотят – у родственников даже не просят, а выбивают… Причем откуда только ни понаехали. Их же ни фига не разберешь. Соберутся и по своему – гыр-гыр-гыр. А потом тебя ушлют, возвращаешься – а уже труп лежит, – сестры и санитарка чуть не плакали. Девочка – та была молоденькая, а Свету и санитарку я тут видел несколько лет. Нормальные профессионалы.

Ну, ладно, хамы – хамами, а интубировать надо. Сестры принесли ларингоскоп, но стерильных трубок у них не было, поэтому Макс притащил наш реанимационный набор, аппарат ИВЛ, монитор, каталку и второго Макса.

Когда я залез ларингоскопом в рот, я, признаюсь честно, несколько перетрухнул. Кормак 4 – это не шутка. Ну, может, три с плюсом.

Пытаюсь интубировать. Ну, не вижу. Просто не могу визуализировать щель. Тетка толстая, шея короткая, рот открывается плохо.

– Макс, посмотри! – это, естественно, Максу-фельдшеру. Но второй Макс тоже подошел и посмотрел. И ужаснулся.

Макс же попытался все-таки трубку всунуть. Но ничего не получилось.

Я примерился к носу. Все бы хорошо, но ноздри были маленькие, а сам нос – курносым. Да и давление высокое – 210/140. И лицо багровое, как спелый помидор. Крованет.

Беру прямой клинок. Эх, где ж наша склифовская укладка, где и полиоклинок был, и этот… с носиком поднимающимся… Пытаюсь поймать надгортанник.

В проеме двери раздается визг:

– Я сказала – проваливайте! Вы мне спать мешаете! Оставляйте больную. И валите. Или интубируйте у себе в машине. Я сейчас охрану позову!!!

И побежала звонить по местному.

Ну, допустим, охраны я не боялся. Во-первых, охранник, которого я видел, когда мы заходили, был щупленький мужичонка алкогольного вида. Во-вторых, даже если бы он пришел еще с кем-то, то два Макса с ними бы справились. Один из них трудился фельдшером в вытрезвителе в свое время и санитаром на психбригаде, а другой – просто здоровый парень, отслуживший в морской пехоте. Поэтому когда охранник все-таки заглянул и увидел ребят, то он даже в разговор вступать не стал и ушел.

Но все это хорошо. Однако проблема не решена.

Наконец, придавив клинком (естественно, прямым) все, что можно, я увидел кусок надгортанника и подцепил его. Вслепую я стал тыкать трубку, однако ничего не получалось.

Макс взял у меня трубку. Я чуть-чуть отодвинулся и сильнее сжал ларингоскоп. Макс аккуратным движением – что значит – анестезист! – сумел провести «восьмерку» в трахею. Ура!