Книга Тайный шифр художника - Олег Рой

В руках женщина держала поднос.

– Кто вы? – Я не узнал собственного голоса, так странно он прозвучал. – Что вам от меня нужно?

– В настоящий момент мне нужно, чтобы вы поели, – невозмутимо ответила она. – Подкрепитесь, это самая на сегодняшний день насущная задача.

Ее спокойствие и бесстрастность что-то мне напоминали. И еще – почему-то пугали. Я привалился к стене и попытался изобразить голосом сарказм:

– Скажите, а вам самой бы в таких обстоятельствах полез кусок в горло?

– Я приказала готовить вам пищу без каких-нибудь кусков. – Улыбалась она странно, улыбка делала ее лицо одновременно и притягательным, и отталкивающим.

– Сначала объясните, что происходит! – потребовал я. – Что с Викой? Где я? Кто вы? Что вам нужно?

– Не волнуйтесь, с вашей Викой все в порядке, – снисходительно бросила женщина, но этот ответ меня никак не устроил.

– Где Вика? – настойчиво повторил я, чуть не сорвавшись на крик.

Женщина усмехнулась:

– Где ж ей быть? У себя дома, в своей конурке с разноцветными стенами. Вика меня не интересует, мне нужны только вы. А теперь поешьте, пожалуйста. Все остальные вопросы потом.

В том, как она говорила, слышался легкий, почти неуловимый акцент. Так бывает у русских, которые долгое время живут за границей. И еще было такое чувство, что ее голос мне откуда-то знаком…

– Я могу попытаться найти ответы на свои вопросы по-другому! – Я шагнул ей навстречу…

Ох…

Что это?! Такое впечатление, словно меня с размаху припечатали чем-то тяжелым, для верности еще и прилично ударив током. Я упал на четвереньки, заметив, что незнакомка зачем-то держится за свое экзотическое кольцо.

Присев на корточки, она поставила поднос на пол и опять улыбнулась:

– Надеюсь, я не переборщила? Чувствительность у всех разная, не всегда угадаешь. Такие ошейники – кстати, не пытайтесь его снять – применяют для дрессировки служебных собак. Но и для высших животных, например приматов, таких, как вы и я, он тоже вполне подходит. Сейчас вы ощутили одну шестнадцатую долю его мощности, но, если вам не хватает острых ощущений, учтите – следующий удар будет сильнее.

– Я человек, – выдавил я, пытаясь подняться. Это оказалось очень нелегко, потому что мышцы опять, похоже, снова превратились в какое-то подобие студня. – Я не животное.

– С биологической точки зрения, все мы – эволюционировавшие животные, – невозмутимо парировала дама.

Но мне сейчас было не до научных споров.

– Что вам от меня нужно? – простонал я, с огромным трудом поднимаясь на ноги.

– Для начала – чтобы вы поели, – напомнила моя тюремщица.

– Хорошо, я поем. Вы сами знаете, что в такой ситуации будешь готов хоть живого таракана проглотить. А потом вы собираетесь меня дрессировать?

– Вы сообразительный, – усмехнулась она. – Не бойтесь, есть живых тараканов вам не придется. Это была бы бессмысленная жестокость. А я вовсе не жестока. Жестокий человек не способен быть дрессировщиком. У жестокого человека цель – потешить свои инстинкты, получить удовольствие от мучений жертвы. У дрессировщика цель другая – научить.

– Нормальные люди называют этот процесс обучением, а не дрессировкой. – Я плюхнулся на свой матрас, ожидая, что и за это получу удар током. Но мне было все равно – после удара в глазах у меня поминутно темнело, мне необходимо было присесть, чтобы не упасть. – Собственно, этим человек и отличается от животного, – добавил я несколько более уверенно: во-первых, потому что сидя чувствовал себя лучше, во-вторых, ожидаемого наказания за самовольство не последовало. – Ему можно объяснить, и он поймет. И не надо этих ваших…

– Не все и не всегда можно объяснить, – возразила она как будто даже со вздохом. – Вы даже не представляете, насколько косно и неповоротливо человеческое сознание. Порой люди, претендующие на звание разумных существ, куда менее вменяемы, чем животные. Они игнорируют логику, игнорируют рациональность, игнорируют доводы рассудка ради вбитых в голову так называемых принципов, даже готовы ради них на страдания. Сущая бессмыслица! – Голос ее зазвучал почти живо, глаза заблестели, «мраморные» скулы чуть порозовели. Сейчас я даже назвал бы ее по-настоящему красивой.

– Знаете, что такое эти принципы? – презрительно хмыкнула она. – Не более чем кумиры, идолы, к которым человек прибегает от бессилия и страха. Костыли для спринтера, ограничители скорости для спорткара, подрезанные крылья, заставляющие ходить пешком там, где можно лететь…

– И какие же принципы у вас? – поинтересовался я.

– У меня их вообще нет, – с гордостью проговорила моя тюремщица. – Желание и целесообразность – вот единственные вещи, которые я признаю. Избегать страданий и получать наслаждения. Речь, разумеется, не только о физических страданиях и наслаждениях – о любых. Долой костыли, да здравствует полет.

– И что же заставляет вас держать меня в этих четырех стенах – желание или целесообразность? – поинтересовался я, всем своим видом изображая уверенность и бесстрашие. Хотя на самом деле мне было страшно чуть не до обморока. Но показывать этого было никак нельзя.

Вместо ответа она поставила рядом со мной поднос.

– Ешьте. Белое пюре – это суфле из рябчика, зеленое – протертые овощи, золотистое – ананасовый крем. Сок и лепешки, думаю, в представлении не нуждаются.

Я взял лепешкой немного суфле, демонстрируя готовность к конструктивному диалогу: требуется, чтобы я поел, – пожалуйста, но рассчитываю получить что-нибудь взамен – информацию то бишь. И хотя правила игры устанавливал не я, надежда на выигрыш во мне все-таки еще жила. А что? Не убили, не на органы пустить собираются – уже неплохо. Ну а там поглядим, что будет.

– Ешь ананасы, рябчиков жуй, день твой последний приходит, буржуй, – процитировал я как можно более весело. – Меню с намеком на что-то?

Она удивленно вскинула совершенную бровь:

– Помилуйте, конечно, нет. Случайно так вышло. И вас, простите, трудно назвать буржуем, равно как ваши манипуляции с кассетами нельзя назвать бизнесом. Впрочем, в вашей стране делать настоящий бизнес не умеют. Украсть вагон водки, выпить, сдать бутылки, деньги пропить – вот он, бизнес по-русски.

– Можно подумать, что вы сами не из России, – парировал я.

– Я этническая немка, – презрительно заявила дама. – Вы еще Екатерину Великую русской назовите.

– Сама она как раз не стеснялась называть себя русской. – Я пожал плечами и зачерпнул еще суфле. А затем решил пустить, так сказать, пробный шар: – К тому же деньги я делаю не только на кассетах. Кроме этого, я торгую произведениями искусства.

Она рассмеялась, молодо и звонко, обнажив ряд ровных белых зубов. Сейчас от нее просто веяло молодостью, жаждой жизни и каким-то животным магнетизмом.