Книга Южный бунт. Восстание Черниговского пехотного полка - Оксана Киянская

Сам же Сергей Муравьев-Апостол, говоря о своем киевском корреспонденте, ошибся в его фамилии только один раз – при первом допросе, 10 января 1826 года Муравьев, конечно, тогда еще не мог представить себе степень осведомленности правительства в делах тайного общества, и его главной задачей было «вспомнить» как можно меньше фактов и назвать как можно меньше реальных имен. Опираясь на свидетельство Мозалевского, следствие спрашивало его о Крупникове, и он отвечал о Крупникове. При этом Муравьев точно знал, что среди офицеров Курского полка человека с такой фамилией не было: во всех дальнейших его показаниях фигурирует только Крупеников[418].

Однако и в первом, и в последующих своих ответах он упорно именует Крупеникова майором. Объяснение этому одно – Муравьев действительно не знал Крупеникова лично и действительно был уверен в «майорском» чине последнего.

И здесь важно понять, кто на самом деле информировал черниговцев о Крупеникове, были ли эти сведения случайной ошибкой или преднамеренным блефом.

Конечно, Муравьев-Апостол говорит неправду, когда называет в качестве своего информатора поручика Черниговского полка Кузьмина. Анастасий Кузьмин к тому времени уже погиб, и указание на него было для арестованных заговорщиков удобным способом сокрытия истины. Для того чтобы установить действительный источник сведений Муравьева о Крупеникове, необходимо было прежде всего восстановить послужной список подпоручика. По мере возможности предстояло узнать также, не пересекалась ли его служебная дорога с дорогами членов тайных обществ.

Восстановление списка оказалось вполне разрешимой задачей: Александр Никитич Крупеников начал службу в 1813 году юнкером Московского казачьего полка. Вскоре полк этот был расформирован, и в 1815 году он уже числился портупей-юнкером и служил в польских уланах. В марте 1816 года «за усердие к службе» Крупеников стал корнетом.

22 февраля 1817 года он выходит в отставку, а через год возвращается на службу – прапорщиком в Екатеринославский гренадерский полк. 18 сентября 1819 года его произвели в подпоручики, а 11 февраля 1820 года перевели в Курский полк. Последний перед трагическими событиями зимы 1825–1826 годов чин поручика он получил 30 июня 1821 года[419].

Однако сопоставление его формуляра с послужными списками известных нам декабристов дало результат, обратный желаемому. Ни с кем из них Крупеников не служил. Сделать точный вывод о его связях с тайными обществами невозможно; скорее всего, он даже и не знал об их существовании.

Между тем, у Александра Крупеникова были еще три старших брата – Павел, Никита и Иван. Их послужные списки тоже оказалось возможным восстановить[420].

Формуляры их гораздо богаче, чем формуляр Александра. Все трое воевали в 1812–1813 годах, а второй из них, Никита, к тому же был кавалером двух боевых орденов[421].

И при сопоставлении данных о службе братьев Крупениковых с послужными списками членов тайных обществ открывается любопытная подробность: в 1813–1816 годах Никита, тогда штабс-капитан, служил в лейб-гвардии Гренадерском полку вместе с прапорщиком Михаилом Спиридовым – в 1825 году майором Пензенского полка и членом Общества соединенных славян. Об их знакомстве можно сделать точный вывод: Спиридов и Никита Крупеников не только вместе служили, но и вместе воевали. Они прошли с полком через всю Европу, вступили в Париж и осенью 1814 года возвратились в Санкт-Петербург.

Спиридов вполне мог сообщить фамилию боевого товарища и Сергею Муравьеву-Апостолу, и Бестужеву-Рюмину, своему родственнику.

Неизвестно, каких политических взглядов придерживался Никита Крупеников. Однако с большой долей уверенности можно утверждать, что в армии он имел репутацию человека, обиженного властью, и репутация эта подтверждалась несколькими его крупными неудачами по службе.

В апреле 1816 года Никита Крупеников был «выписан» из гвардии в армию, в Бородинский пехотный полк. И хотя при этом он был произведен в следующий, капитанский, чин (что соответствовало общепринятым для «молодой» гвардии правилам), все равно такой перевод свидетельствовал о существенном сбое в карьере.

Однако в Бородинском полку Крупеникову служить так и не довелось. После перевода ему был предоставлен отпуск; он не успел вернуться в полк к сроку – и в результате был обойден при составлении очередного переводного приказа. Крупеникову пришлось долго доказывать свои права, и в конце концов он все же получил майора, но был снова переведен – на этот раз в Тарутинский пехотный полк[422]. Этот чин – последний, который он получил на действительной военной службе.

Служебные неудачи должны были больно бить по самолюбию Никиты Крупеникова: судя по послужному списку, он был храбрым человеком, героем Фриланда и Бородина, Фер-Шампенуаза и Парижа. В ходе военной кампании 1812 года он был несколько раз ранен и контужен. Именно благодаря собственной храбрости он, начавший службу в 1806 году простым армейским солдатом, в конце 1812 года был уже штабс-капитаном гвардии[423].

Однако все эти сведения сами по себе еще не способны объяснить причину ошибки Спиридова и Муравьева. К моменту восстания Крупеников уже несколько лет был в отставке, и совершенно очевидно, что никаких связей со Спиридовым он не поддерживал (иначе подобная ошибка была бы невозможна).

Однако из «Высочайших приказов о чинах военных» видно, что середина 1810-х годов была сложным периодом в жизни братьев Крупениковых. Стесненные какими-то (скорее всего, финансовыми) обстоятельствами, все они приблизительно в одно время выходят в отставку. Одним приказом от 22 февраля 1817 года уволены от службы «за болезнию» Павел и Александр. Майор Никита оставляет военную карьеру в 1818 году. В 1821 году покидает службу и Иван, артиллерийский подпоручик. И до 1826 года из четверых братьев снова поступил на службу только Александр Крупеников[424].

По-видимому, Спиридов просто перепутал братьев: последний действительный чин Никиты Крупеникова вполне мог наложиться в сознании Спиридова на «послеотставочную» службу его брата Александра – и в результате Мозалевский был отправлен к «майору Курского полка Крупеникову», которого, естественно, найти было невозможно.