Книга Мочалкин блюз - Акулина Парфенова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Интересно, как скоро мне удастся забыть Глеба? Может быть, ну его на фиг? Получу гонорар в издательстве. Как-нибудь обойдусь без него. Может, замутить со страховщиком? Только он наверняка женат. Или опять встречаться с Петровым? Тут никаких сюрпризов быть не может. Старый конь борозды не испортит.
Было ужасно тоскливо. Никакого просвета, никакой надежды.
И тут опять зазвонил телефон. Звонила Вера.
– Прости меня, я наорала на тебя в прошлый раз. У меня все прекрасно. Луиджи приглашает меня в Осло на несколько дней. Осмотреться и вообще. Он подал на развод.
– А ты?
– Ну, я тоже подам позже. Он согласился креститься. Мы повенчаемся.
– А римский папа ему позволит?
– А что, придется брать разрешение?
– Это надо уточнять. Может, вас и так повенчают.
– Я готова дать тебе двадцать тысяч. И процентов брать не буду.
– Спасибо, мне уже не нужно.
– Как выкрутилась?
И я рассказала ей чудесную историю своего обогащения.
– Привет от предков?
– Типа того.
– Приходи в понедельник, ладно?
– Ты будешь дома?
– Нет, Оля будет.
– Ты хочешь, чтобы я и дальше работала?
– Не знаю пока. Я, наверное, на Сережу пока компанию оставлю. Он и будет жить в квартире. Тебе с ним надо договариваться.
– О’кей.
– Пока тогда.
– Счастливо.
Теперь определенно можно было отказаться от Глеба.
* * *
Но мне было ужасно любопытно, как выглядит его квартира. Что за коллекцию обуви он собрал?
Вообще, какой он дома? Должно быть, у него чудесные домашние тапочки. Я не могла отказать своему любопытству в этой маленькой радости. Наберусь смелости и пойду. Кроме того, мне не давала покоя мысль о том, что Глеб врет про то, что он асексуал. Ужасно хотелось выяснить правду. Без этой правды нашу историю нельзя считать законченной.
Аня Янушкевич делится опытом:
В городских многоквартирных домах практично использовать для прокладки водопровода трубы из пластика. Они дешевле, прочнее и проще в работе, чем медные. Для загородных домов и дач предпочтительнее медные трубы. Их гораздо проще отогревать, если зимой водопровод прихватит морозом.
Пятница
Глеб жил в пентхаусе на Крестовском острове. Трудно представить себе более удачное место для жизни. Вроде посреди города, но среди рек и деревьев. Из окон открывался прекрасный вид на ЦПКиО, залив, яхт-клуб. Так что и по этому пункту все было идеально.
– Показываю все один раз. Поэтому запоминай, – строго сказал он мне, когда я переоделась в свой рабочий комбинезон и надела перчатки.
Сегодня Глеб был одет в синее. Синий костюм, синяя рубашка, синий галстук. С первого взгляда казалось, что на этот раз он абсолютно маскулинен. Ан нет. Из-под рукава показались рюшки на манжетах рубашки. Я загляделась и прослушала, что он рассказывает.
– На галстук нужно жемчужину. Булавка есть?
– Я нанял тебя убирать квартиру, а не давать советы по имиджу.
Глеб объяснил мне, как он любит, чтобы застилали кровать, как часто надо менять белье (раз в неделю), какие комплекты постельного белья можно и нужно смешивать, а какие нельзя ни в коем случае. Как правильно готовить белье к прачечной.
На кухне, хвала господу, не было нержавейки, только высокопрочный пластик, который очень легко отмывается. Впрочем, отмывать было нечего.
В комнате, где он держал всевозможную компьютерную, фото-, видео-, аудио– и т. д. и т. п. аппаратуру, нашелся микропылесос и разного рода специальные салфетки.
Различимую невооруженным глазом грязь – водный камень в микроскопическом количестве – я обнаружила только в виде полоски шириной два миллиметра вокруг сливного отверстия ванны. И все. Ни потека зубной пасты, ни мазка обувного крема, ни следа от жирного пальца на кухонной двери – ничегошеньки.
Ровные ряды пиджаков и рубашек в шкафу. Сорок девять пар джинсов. Коробки носков – шерстяных, полушерстяных, хлопчатобумажных и шелковых.
Восемь купальных халатов экзотических расцветок.
Отделение для спортивной одежды. Форма лыжная, хоккейная, снаряжение для дайвинга, серфинга и парашют.
Огромное количество спортивной обуви – от слаломных ботинок до тапочек для скалолазания.
И на всем – ни пылинки.
* * *
Ира была права – он маньяк.
Глеб приколол к галстуку бежевую черепашку Swarovski. Долго переставлял флаконы с туалетной водой, долго рассматривал перчатки. Наконец выбрал тонкие коричневые с трикотажными вставками. Затем подошел ко мне и, не глядя в глаза, сказал:
– Сделай милость, прими душ. От тебя разит этим молодым подонком.
«Yes! Yes! Yes! – подумала я. – Он ревнует! Ля-ля-ля!»
– Никогда бы не подумал, что такая приличная с виду девушка может быть настолько слабой на передок.
– Мне не хотелось бы вам хамить, Глеб Сергеевич, но я бы предпочла не развивать эту тему.
– Скажите, какие мы гордые! – Глеб, казалось, сердился на себя за то, что не смог сдержаться.
– Что есть, то есть. Польская спесь, слыхали про такую? И потом, мы, кажется, договорились поддерживать формальные, сугубо деловые отношения. И вы были инициатором этого.
– Ладно, – сказал Глеб, – умерла так умерла. Дождись меня, проверю, как убрала.
Он развернулся на каблуках и ушел.
Надо было взбесить его еще больше, вовлечь в спор, дать ему высказаться, может быть, ухватить за хвост его тайну. Но он опять закрылся, спрятался в домик, как черепашка на галстуке.
Последнее время я нерегулярно питалась, и у меня снова стал побаливать желудок.
* * *
Я принялась за уборку и добросовестно сделала все, что полагалось.
Не очень люблю минимализм. Мне кажется, что его может любить тот, кого утомили роскошь и избыточный уют, в котором человек жил или воспитывался долгие годы. Так произошло на Западе. Аристократия и богатая буржуазия, утомленные статуэтками, бархатом, ночными колпаками и прочими завитушками быта, взалкали лаконизма и пустоты. Но пустоты дорогостоящей. Таковую им немедленно предложили дизайнеры и декораторы, а за ними и производители мебели, текстиля и сантехники. Однако даже тамошние нувориши до сих пор предпочитают пышный стиль, но в компромиссном варианте.
Как случилось, что хомо советикусам тоже нравится минимализм? Ведь в данном случае роскошь надоесть не могла. Жалкие коммуналки, безликая мебель, интерьеры в стиле русского авангарда. Газета, водка, селедка. Видимо, привычка к бытовой убогости и вынужденному аскетизму преобразовалась в аскетизм генетический.