Книга Собрание сочинений. Арфа и бокс. Рассказы - Виктор Голявкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лег.
Вспомнил мать. Она всегда вот так лежит, что-нибудь читает или рассматривает картинки. Чаще всего рассматривает картинки, а на кухне горит на сковородке…
Прочел строчку: ОБЕД ПРОШЕЛ В ТЕПЛОЙ И ДРУЖЕСКОЙ ОБСТАНОВКЕ.
Я стал вспоминать, какие могут быть обеды, и представлять.
Ну, во-первых, конечно, – В ТЕПЛОЙ И ДРУЖЕСКОЙ ОБСТАНОВКЕ.
ОБЕД ПРОШЕЛ НЕ СОВСЕМ ГЛАДКО (у нас дома очень часто).
ОБЕД ПРОШЕЛ НЕБЛАГОПОЛУЧНО (опять же у нас дома).
ОБЕД ПРОШЕЛ СКАНДАЛЬНО (конечно, у нас дома!).
ОБЕД ПРОШЕЛ НАТЯНУТО (неохота думать мне о своем плачевном положении…).
ОБЕД ПРОШЕЛ БЫСТРО (все очень быстро для меня закончилось…).
ОБЕД ПРОШЕЛ МЕДЛЕННО (слава богу, не надо мне теперь школу заканчивать, ну ее вместе с физикой, со сковородкой…).
ОБЕД ПРОШЕЛ НА ВЫСОКОМ УРОВНЕ (через оперу…).
ОБЕД ПРОШЕЛ НЕ НА УРОВНЕ (м-да…).
ОБЕД ПРОШЕЛ, ПРОШЕЛ, ПРОШЕЛ (да, да, да, да…).
ОБЕД ПРОШЕЛ ЧТО НАДО (ничего мне не надо, ничего не надо…).
ОБЕД ПРОШЕЛ С ВОДКОЙ (тьфу, Штора, гад!).
ОБЕД ПРОШЕЛ БЕЗ ВОДКИ (в нашей семье всегда он так и проходил, а скандалов было больше, чем у других с водкой).
ОБЕД ПРОШЕЛ ТАК СЕБЕ (так себе… так себе… Без толку думать о своем тюремном положении…).
ОБЕД ПРОШЕЛ НА НЕТ (на нет – суда нет, а на меня будет…).
ОБЕД ПРОШЕЛ БЕСПЛОДНО (что бесплодно? Что бесплодно? Успею я еще школу закончить тысячу раз!).
ОБЕД ПРОШЕЛ БЕСТОЛКОВО (бестолково, конечно, мы к Велимбекову залезли…).
ОБЕД ПРОШЕЛ, СМОТРЯ КАК ЭТО ПОНИМАТЬ (ах, чего тут понимать!).
ОБЕД ПРОШЕЛ БЕЗ МЕНЯ (без меня… без меня…).
ОБЕД ПРОШЕЛ, ВСЕ СЕЛИ В ЛОДКИ И ОТЧАЛИЛИ (какие еще лодки?!).
ОБЕД ПРОШЕЛ, А Я И НЕ ЗАМЕТИЛ (чего я не заметил? Разве я чего-нибудь не заметил?).
ОБЕД ПРОШЕЛ ГЕНИАЛЬНО (вот, вот! Картину я все равно написал гениально!).
ОБЕД ПРОШЕЛ, ЖИЗНЬ ПРОШЛА, ГОЛОВА ПРОШЛА, ВОЙНА ПРОШЛА, ОНА ПРОШЛА…
ОБЕД ПРОШЕЛ ТЕМ БОЛЕЕ, ОБЕД ПРОШЕЛ БОЛЕЕ-МЕНЕЕ, ОБЕД ПРОШЕЛ, КАК С ЯБЛОНЬ ЦВЕТ, ОБЕД ПРОШЕЛ ЗА ТЕХ, КТО В МОРЕ…
Я городил и городил про себя и вслух, и есть хотелось, обедать мне хотелось…
– Художника просят!
Я вскакиваю.
– Пиджак свой захвати!
Значит, сюда я не вернусь.
Поднимаюсь за милиционером по лестнице в дежурку.
Кого я вижу! Гарик! «Шиш, елки-палки, пусть поймают, ни шиша нас не поймают!» – чьи были слова? Поймали ведь, поймали, докатились! Будут нас сейчас спрашивать, будут нас допрашивать…
Привет, художники-грабители! Отправим вас сейчас в тюрьму, переезд на новую квартиру. Не пойду по улице под конвоем, ни за что не пойду, что хотите со мной делайте! Увидят меня люди, увидит меня Ирка… В тюрьму нас отправляют, понял, Гарик? Ну и дурак же ты, Гарик, ну и дела! Сейчас нас уведут, сейчас нас упекут…
Ввалился пьяный в сопровождении милиционера.
– Кружку разбил, – сказал милиционер, – а платить не хочет.
– Ничего я не разбивал! – заорал пьяный.
– Разбил, разбил, товарищ дежурный, а теперь отпирается. Скандал устроил у торговой точки.
– Прошу за перегородку, – сказал дежурный.
– Не бил я кружку и за перегородку не пойду!
– Разбил, разбил, товарищ дежурный.
– Заплатите за кружку и будьте свободны, – сказал дежурный.
– Ни за что на свете!
– Тогда прошу за перегородку.
– Хорошо, я заплачу.
Он стал считать копейки.
– Не буду я платить за кружку! – вдруг заорал он снова.
– Отведите его вниз, – сказал дежурный.
– Я заплачу за кружку, – сказал пьяный.
– Давайте платите, – сказал дежурный.
– Ничего я не разбивал, – сказал пьяный.
– Втолкните его за перегородку, – сказал дежурный.
Пьяного втолкнули за перегородку, между мной и Гариком. Ростом он оказался ниже меня и Гарика, непомерно маленький и пожилой. Забавная компашка! Пока рассматривали его документы, записывали его фамилию, он уверял всех, что без всякого труда способен пройти по узенькой дощечке не пошатнувшись, приглашал всех в гости в Менжинский переулок, дом шесть, а мне сообщил доверительно, что кружку он действительно разбил, но заплатить не в состоянии, поскольку ему не хватает на пиво…
Появился начальник милиции.
Начальник поманил нас пальцем.
– Подойдите-ка ко мне, голубчики, поближе. Не стесняйтесь, грабить не стеснялись. Попались мне, голубчики, попались. Допрыгались, родные, доигрались.
Стоим с опущенными головами, два болвана. Добыли краски через оперу…
Зевает начальник: «Эх-хэ-хэ-хэ…»
Смотрел, смотрел на нас, потом как заорет:
– Сержант!
Сержант схватил нас за шиворот и к нему подтолкнул.
– К полу приросли с испугу, – сказал сержант, – не оторвать. Такого человека обокрали…
– Выбросьте их вон! – сказал начальник.
Мы возле дверей задержались, ничего не поняли.
– Проводите их на улицу, сержант, – сказал начальник. Голос у него был усталый и злой.
Невероятным казалось, но нас отпустили…
Я ни черта не соображал, ровным счетом ничего не понимал на этом свете, – с какой стати нас отпустили? Елки-палки, бей пять, Гарик, ни шиша нас не поймали!
И у Гарика вид – словно его мешком огрели. «Бежим скорей отсюда, – говорит, – пока нас снова не схватили, ошибка, наверное, произошла».
Припустили во весь дух по мостовой, едва на нас машина из-за угла не наехала. Шофер успел затормозить: «Эй, спятили вы, что ли?!» А мы и вправду спятили, любой на нашем месте спятит. Сначала схватили, потом отпустили. Поймали с вещественными доказательствами – и дуйте на все четыре стороны! Жмите, дуйте, двое оперных, опереточных, чокнутых, привет вам от милиции с поклоном!
Дуем что есть мочи через трамвайную линию, перед носом у трамвая.
Дуем сквозным через Пассаж, зигзагами сквозь прохожих.
Дуем через скверик, через заборы.
Дуем через бульвары, сшибая листья на ходу правым хуком и апперкотом (надо научиться, надо научиться бить как следует!). Сбил пару олеандров прямым с ходу!
Бежим, плюемся и смеемся. Не пятнадцать лет мне всегда дают, а пять. Пять лет тебе, говорят, можно дать, а не пятнадцать. Хотя на вид семнадцать. Не дают пятнадцати, а сейчас и вовсе не дадут. Чепуха – не давать мне те года, которые у меня имеются. Давайте, не давайте – ничего ведь не изменится. Стану старый в старости и умру своей смертью. Валяйте мне не те года, – опля! хук, апперкот!
