Книга Усмешка тьмы - Рэмси Кемпбелл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Открывая книгу, я не вижу никакой разницы поначалу, но потом дохожу до страниц о Табби Теккерее. Поля стали угольно-черными от плотной карандашной штриховки. Конечно, толку от этого поношенного покетбука на языке, который я никогда не учил и учить не собирался, было мало, и траурный цвет штриховки можно было бы принять за часть погребального ритуала, но я почему-то ощутил наплыв абсурдного раздражения – как если бы Марк испортил хорошую книгу.
– Ты что натворил?
– Я увидел этот приемчик в фильме, – говорит он с широкой улыбкой, которую я нахожу совершенно неуместной. Я собираюсь даже заявить ему об этом прямо здесь и сейчас… но тут замечаю, что в черноте полей есть просветы. Там, на полях – слова, еле заметные, почти что неразборчивые. Зря ломать глаза нет никакого желания – а расшифровывать эту кашу себе дороже:
троп
труп
труппа
Вели
киум
создал
портал
сссыл
кивмес
ееувяз
ал
изпод
созна
ниябол
ного
что ради
знания
готово
на всё
истёкпос
лед
нисрок
имерт
вый
аж
ива
ет
Бог
Ладно бы это была просто бессмыслица. Бессмыслица эта выведена знакомым почерком – можно было бы обмануться на этот счет, если не учитывать некую дрожь подражания, заметную то тут, то там, – и вот теперь я уже злюсь.
– Смотри, Марк, – говорю я, открывая ящик стола. На самом верху упрятанной туда небольшой стопки плакатов лежит тот самый, что был подписан Табби Теккереем.
Да, меня не обманула визуальная память: тут – та же самая четкость линий, внезапно переходящая в нервические завитушки. Почерк в книге и почерк на плакате похожи до неприличия.
– Зачем ты это сделал, Марк? – спрашиваю я. Иного объяснения просто не пришло мне в голову, хоть мысли поначалу и немного путались – ситуация казалась слишком уж абсурдной даже для бывалого меня.
– Говорю же… – он почему-то конфузится сверх меры.
– Говоришь, увидел этот приемчик в фильме? Фильм был про мистификаторов, надо полагать? Что ж, высший балл тебе за способность схватывать на лету, но не за то, что ты схватил. Из-за тебя, Марк, чушь о том, что кино может превращать людей в преступников, не кажется такой уж чушью. Может, скажешь мне, что это все должно было означать?
Натали входит в комнату в самом разгаре моей пламенной речи.
– Что он сделал?
– Я просто помог ему прочитать заметки! – оправдывается Марк дрожащим голосом. Его глаза округляются, к ним уже подступают слезы. – Так всегда делают в детективных фильмах! По бороздкам от карандаша читают тайные послания!
Не самый надежный способ шифровки, думаю я, но вслух критиковать искусство кино не берусь. Когда наши с ним взгляды встречаются, я спрашиваю:
– Приятель, так ты не писал этого? Точно?
– Клянусь, не писал! Просто хотел, чтобы оно читалось лучше! Я увидел эти пометки, когда читал! Хотелось узнать больше про Табби!
– Не знал, что ты понимаешь по-французски, – поддеваю его я.
– Зато компьютер понимает!
А ведь резонно. Я побежден. Не говоря уже о том, что немного пристыжен.
– Прости, Марк. Спасибо за заботу, друг. Прости, что нагрубил. Наверное, это все из-за смены часовых поясов.
– Правда? – улыбка снова расцветает на его лице.
– Да, и теперь мы оба хотим, чтобы ты пошел спать, – подводит черту Натали.
– Я рад, что ты дома, Саймон, – говорит Марк и направляется в ванную. Я втайне надеюсь, что Натали согласится или что-то добавит от себя к его словам, но она лишь молча берет книгу у меня из рук.
– Как ты мог подумать, что он это написал? – спрашивает она, изучив поля взглядом.
– Ну, он мог бы скопировать откуда-нибудь. Теперь-то я знаю, что это не он.
А что еще я знаю? А черт его знает. Пакет с книгой был поврежден, когда Джо принес его мне, – еще там, в Эгхеме. Мог ли Джо почеркать в ней? Или автограф на плакате – подделка? Понятия не имею, где искать внятное объяснение – все слишком бессмысленно, и с самого начала моего исследования ситуация становится все чудесатее и чудесатее.
В изнеможении я опускаюсь в рабочее кресло.
– Не говори, что собираешься сидеть за компьютером, – вздымает очи горе Натали.
– Я должен черкнуть пару строчек Кирку. Есть кое-какие недоразумения с банком.
– Ну, черкай. Поговорим, когда Марк заснет.
Я убеждаю себя, что звучит это не слишком зловеще. В ящике меня дожидаются десятки писем: сообщения о том, что письма, которые я никогда не отправлял, не дошли до адресатов, реклама виагры и других лекарств, просьбы о помощи нигерийцам и ветеранам войны в Персидском заливе, кратко сводящиеся к «просто сообщите все детали вашего банковского счета, и мы сами организуем пожертвование». Я удаляю все это, прежде чем сообщить Кирку, что я собрал много материала о Табби и что банк несанкционированно урезал мой доход. Быть может, они приняли меня за нашего общего друга Тикелла,добавляю я, хотя на шутку это все не похоже.
Нужно написать в техподдержку банка. Я захожу на банковский сайт и любуюсь на свой заминусованный счет. Неужто Тэсс из банка не могла сразу сказать мне, что они не смогут восстановить мой кредит, пока я не напишу им? Это ведь ее работа – прояснять ситуацию. Когда я заканчиваю набирать очередное письмо, Марк заглядывает ко мне и желает спокойной ночи. Вместо того чтобы проверить, как обстоят дела с Двусмешником, я выключаю компьютер.
– Мы можем поговорить сейчас? – спрашиваю я у Натали. – Что-то мне неуютно.
Признание облегчает душу – но не делает ситуацию проще. Натали дарит мне тяжелый взгляд, который чуточку смягчается впоследствии – или так только кажется?
– Что ты хочешь сказать, Саймон?
– Я не знал о Вилли Харт, правда.
– Что не знал?
– Она такой же мужчина, как я балерина. Но ведь с первого взгляда не поймешь!
– Может, следовало подойти поближе.
– Я же не говорю, что она не похожа на женщину. Конечно, похожа! – судя по лицу Натали, в слова эти я вкладываю чересчур много энтузиазма. – Я про ее имя. Я не знал, что укороченное «Вилли» расшифровывается как «Вильгельмина». В статье на это указаний не было, клянусь.
– Многовато на сегодня клятв, не находишь?