Книга Усмешка тьмы - Рэмси Кемпбелл

И дело даже не в том, что один из трех волхвов, взошедших на сцену, распевая колядку, – Марк. Просто мне кажется, что кто-то поет «смрад» вместо «град». Но даже если так, с какой это стати я сразу обвиняю Марка? По его губам невозможно понять, виноват ли он в том, что вместо «дитя» мне настойчиво слышится «титя». Да и если все именно так – что это, как не невинное ребячество? Вроде бы даже учитель-суфлер успокоился – так стоит ли волноваться мне? Скорее всего, все эти смысловые галлюцинации – симптом резкой смены часовых поясов.

И вот колядка закончилась, и троица маленьких волхвов стала стучаться в ворота хлева. Мальчик с крохотным сундучком первым вручает дар – шоколадные монеты в обертках под золото. Второй мальчик кланяется еще ниже и вручает Марии голубую бутылочку из-под духов, символизирующую ладан; та показывает дар кукле и передает его Иосифу. И вот вперед выступает Марк – в руках у него глиняный горшок, в котором Натали обычно держит макароны. Громко – да так, что не я один в зале содрогаюсь, – он сообщает:

– Третий волхв дарует тебе мирру!

Разве ему не надлежит хранить молчание? Во всяком случае, он единственный из волхвов, нарушивший благостную тишину. Учитель-суфлер, грудью вперед подавшись из своей будки, хватается за голову. Я боюсь смотреть на Натали и ее родителей – последнее слово Марк произнес столь раскатисто, что оно превратилось в какой-то демонический рев. Пока эхо витийствует и бьется о стенки моей несчастной головы, Марк кланяется – низко, по-шутовски.

И горшок – не могу понять, намеренно ли, или опальный волхв просто запутался в складках собственной робы, – вылетает у него из рук.

Мария и Иосиф подпрыгивают, пытаясь поймать дар. Мало того что у них это не выходит – так еще и Мария выпускает из рук младенца. Кукла и горшок бьются о подмостки – звук удара дополняет какое-то странное эхо, на поверку оказывающееся шлепком ладони суфлера по собственной лысине. Что ж, по крайней мере, горшок не разбился. Мария спешно поднимает младенца, держит на вытянутых руках… и тут ее рот складывается в изумленную заглавную О.

Верхняя часть пеленок подозрительно провисла, и я, сообразив, в чем дело, раньше многих, предугадываю ее испуганный вскрик:

– Где его ГОЛОВА?!

Женщина в первом ряду вскакивает, будто завидев крысу. Из-под сиденья она извлекает злосчастную кукольную голову и идет к сцене. Учитель-суфлер покидает будку, но Марк опережает его. Бросившись к краю сцены, он протягивает сложенные чашечкой руки. Возможно, уверенность его движений убеждает женщину – или, может, ее подкупает его широкая и искренняя улыбка. Так или иначе, она бросает ему голову – под шокированные охи и ахи, перемежающиеся кое-где еле сдерживаемым смехом. Марк, вкладывая в каждое движение недетскую торжественность, чинит священное дитя – голова встает на место со щелчком скорее костяным, нежели пластмассовым. Преклоняя колени, он вручает его Марии, и та жалуется полушепотом:

– У него голова задом наперед!

– Так поверни ее, господи! – с неподдельным трагизмом в голосе восклицает маленький Иосиф, тут же теряя остаток самообладания. Выхватив первенца, он сворачивает ему шею, окончательно ставя голову на место, и возвращает его матери. Боль учителя-суфлера, попеременно хватающегося то за голову, то за сердце, можно ощутить почти на физическом уровне.

– Кто-нибудь может положить этому конец? – во всеуслышание объявляет Биб, и мисс Мосс в какой-то мере отвечает на ее призыв, запевая «О, явитесь, все, кто верит» и жестами призывая всех в зале встать и присоединиться.

– Спасибо всем за то, что пришли! – говорит она. – Спасибо мистеру Стилу и всему актерскому составу за такое запоминающееся представление!

Под аплодисменты маленькие актеры разбегаются. Взрослые в зале болтают и смеются, ожидая возвращения своих чад, но Натали и ее родители молчат, да и я, честно говоря, не знаю, что сказать. Проходит несколько долгих минут, прежде чем Марк выходит к нам и вручает горшочек Натали.

– В превосходном состоянии, – заверяет он ее.

– В отличие от этого спектакля, – критикует Биб.

– Не на такое, конечно, мы пришли посмотреть, – соглашается с ней Уоррен.

Натали принимает подношение и треплет Марка по голове.

– Спасибо, что уберег его, – произносит она.

– Эй, Саймон! – он оборачивается ко мне. – А как тебе представление? Я видел, как ты со смеху покатывался!

Я буквально чувствую, как меня живенько берут в оборот невысказанные вслух предупреждения, потому говорю:

– Это был интересный опыт.

Я боюсь, что Марк сочтет это недостаточно благодарной реакцией, но его счастливая улыбка утверждает обратное, будто именно такие слова он и хотел услышать.

– Это еще что! – говорит он. – Вот погоди, доберемся домой – и ты совсем обалдеешь.

35: Инквизиторы

Когда машина Хэллоранов тормозит у наших апартаментов, Биб нарушает повисшее в воздухе тяжелое молчание:

– Хочешь, чтобы мы остались, Натали?

– Нет. Уезжайте. Вы и так сделали достаточно.

Голова Марка показывается из-за плеча матери:

– Посмотришь теперь?

– Тебе лучше отправиться спать, – говорит Уоррен. – Твоей маме и мистеру Ли Шевицу нужно кое-что обсудить.

– Помни, что мы от тебя на расстоянии звонка, – заверяет Биб свою дочь. – Не бойся нас разбудить.

Когда машина сворачивает в переулок, удаляясь прочь, я чувствую, как холодные снежные хлопья тают у меня на лбу. Прикосновения сползающих капелек похожи на ощущения от взгляда Биб. Такие же неуютные.

Мне приходит в голову попробовать прочитать имя хозяина квартиры напротив нашей, но когда я счищаю снег с табличек, под ним оказывается льдистая корка – плотная, за ней ничего не разобрать. Марк сразу мчится наверх, Натали спешит следом – где-то вполовину его скорости. Я плетусь в самом глубоком арьергарде, обеими руками обхватив чемодан. Уже у двери комнаты Натали я едва ли не падаю вместе с ним внутрь.

– Ты выглядишь потрепанным, – замечает она.

– Ну тогда не кантуй меня сильно.

Даже тени ответной улыбки не возникает на ее лице, и нас, как обычно, спасает Марк:

– Здесь, Саймон!

– Иди. Разберитесь уже с этим, – говорит Натали не то мне, не то нам обоим и отступает на шаг в сторону, освобождая мне проход.

Марк сидит за моим столом. Интересно, пользовался ли он компьютером, пока меня не было? Он не смог бы выйти в Интернет без моего пароля, и я понять не могу, с чего это вдруг волнуюсь. Возможно, дело в том, что я опасаюсь за сохранность моих трудов. Возможно, меня беспокоит книга, лежащая прямо под рукой Марка – книга, которую явно недавно открывали.

«Surréalistes Malgré Eux».

– Смотри, что я сделал, – говорит он, протягивая ее мне.