Книга Ярость и рассвет - Рене Ахдие

– Я уже сказал тебе почему. – Халид поднялся на ноги. – Тебе опасно знать эти вещи. Знать…

– Знать что? – Она резко развернулась к нему. – Знать тебя? Словно я когда-нибудь могла надеяться постичь это. Все же я как дура пыталась узнать. Понять, что тебя тревожит, что приносит тебе радость. Но я по-прежнему в неведении, даже о самых тривиальных вещах. Я не знаю, какой у тебя любимый цвет. Какая еда тебе не нравится. Какие запахи вызывают у тебя самые заветные воспоминания. Я ничего не знаю, потому что ты борешься со мной на каждом шагу.

Он наблюдал за ней, пока она говорила, его лицо было внимательным, самообладание – нарочитым, хотя глаза выдавали более глубокий конфликт, который халиф уже не пытался скрыть.

– Мне не известно, чего ты хочешь от меня, Шарзад. Я только знаю, что не могу тебе этого дать. Не сейчас.

– Это намного легче, чем кажется, Халид-джан. Мой любимый цвет – фиолетовый. От запаха роз я чувствую себя дома, где бы я ни была. Я не люблю рыбу, но буду есть ее, чтобы порадовать любимого человека, улыбаясь сквозь мучения.

Его лицо оставалось каменным, борьба в его глазах продолжалась.

С поверженным вздохом она развернулась и направилась к выходу.

– Спокойной ночи.

Халид догнал ее несколькими широкими шагами и прижал руку к двери из черного дерева, не давая Шарзад уйти.

– Что ты хочешь, чтобы я сделал? – тихо спросил он.

Она не подняла глаз, хотя ее сердце отдавало ударами у нее в горле, словно барабан.

– Докажи, что настоящий мужчина не выставляет напоказ то, что в нем есть. Это просто есть.

– А оно есть? Действительно ли ты моя? – спросил Халид с тихим торжеством в голосе.

Ее убежденность еще больше дрогнула.

– Я сказала тебе: не пытайся обладать мной.

– Я не стремлюсь к этому.

Она повернула голову и посмотрела ему в глаза.

– Тогда никогда больше не говори о том, что отправишь меня прочь. Я тебе не принадлежу, и ты не можешь распоряжаться мною по собственному желанию.

Лицо Халида разгладилось в понимании.

– Ты настолько права. Ты не моя. – Он убрал ладонь с двери. – Это я твой.

Шарзад плотно сжала пальцы, заставляя себя вспомнить время, когда она ничего для него не значила. Время, когда он не значил для нее даже меньше, чем ничего, и забрать кровь за кровь было единственным смыслом ее жизни.

Увы, она уже не видела того же мальчишку перед собой. Только свет посреди моря темноты и верное обещание чего-то большего. Но она никогда не видела то, что должна была видеть. Боль, злость и предательство. Эти вещи всегда исчезали, и она презирала себя за это.

Прежде чем она смогла остановить свои руки, они потянулись к нему, словно существовали только для того, чтобы прикасаться к нему. Ее пальцы коснулись его подбородка, нежно, точно перышко, перед тем как отстраниться, и он закрыл глаза, легко вдыхая. Будто яд, играющий с лекарством, руки не слушались Шарзад и взяли все под контроль, а простого ощущения его кожи им было недостаточно. Всегда недостаточно. Они прикоснулись к его лбу и легко продвинулись к вискам, прежде чем скользнуть в его волосы, гладкие как шелк и темные будто ночь. Она видела, как расплавленный янтарь в его открытых глазах сменяется огнем от прикосновения ее пальцев. Шарзад пробежала ладонями вниз к его шее, где замерла.

– Почему ты не прикасаешься ко мне? – прошептала она.

Ему потребовалось время, чтобы ответить:

– Потому что, если я начну, то уже не смогу остановиться.

– А кто просил тебя останавливаться? – Ее пальцы опустились к его груди.

– Что, если я не смогу дать тебе ответов, которых ты хочешь?

И опять она вернулась к нулю.

Тем не менее там, в тепле его глаз, было все.

– Тогда дай мне это. – Шарзад встала на цыпочки и прильнула своим ртом к его губам.

Когда он не ответил, она провела языком по его нижней губе, и его руки обхватили Шарзад за талию, медленно испепеляя ее. Она подумала, что он оттолкнет ее, но Халид с силой притянул девушку к себе. Он целовал ее, объединяя ничто во все. Шарзад обвила его шею обеими руками, и он прислонил ее спиной к двери из черного дерева, пока она не уперлась в нее; они дышали в такт, вдох за вдохом, удар за ударом.

– Халид. – Она схватила его за плечи, когда его губы коснулись нежной кожи под подбородком. Ее сердце стучало так громко, что она сначала не услышала шума за дверью.

– Сеид.

– Халид, – повторила она, ловя его запястья.

Он тихо выругался. Затем потянулся к бронзовой ручке.

– Да. – Его голос был низким и раздраженным.

Стражник поклонился сквозь приоткрытую дверь.

– Шарбан хочет поговорить с вами. Капитан аль-Хури, возможно, выяснил, как злоумышленники проникли во дворец.

Халид, коротко кивнув, захлопнул за собой дверь. Он провел ладонью по подбородку, прежде чем опять повернуться к Шарзад.

Она стояла, прислонившись к черному дереву и заведя руки за спину.

– Иди, – сказала мягко.

Он медлил, изучая ее внимательным взглядом.

– Я…

– Не волнуйся. Я останусь здесь.

– Спасибо. – Снова взявшись за ручку, он, задержавшись, улыбнулся сам себе.

Она свела брови.

– Что такое?

– Это подходящее наказание для монстра. Хотеть чего-то так сильно, держать это в руках и знать, вне всяких сомнений, что ты никогда не заслужишь этого. – Халид открыл дверь и вышел за порог, не ожидая ответа.

Шарзад сползла на пол. Руки, которые так уверенно прикасались к нему, сейчас дрожали перед ее лицом. Как доказательство того, что она в равной степени наказана за свои прегрешения. Наказана за то, что желает монстра.

Она молча поблагодарила звезды, которые вмешались в судьбу, ведь ее монстр, похоже, не знал, как разум оставил ее на протяжении одного вздоха. Как на нее обрушилось чувство вины. И как вопросы обременяли ее душу.

«Тот, кому известно все».

Тень моих чувств

Шарзад оставалась в омуте своих мыслей, изучая пучки света, исходившие от лампы из решетчатого золота. Когда ее ноги окончательно занемели, она встала. Взгляд девушки блуждал по комнате, воспринимая обстановку, тщательно изучая ее, как хищник свою добычу.

Пол был из черного оникса, а стены высечены из того же гладкого алебастра, что и в коридоре, ведущем ко входу в приемные покои. Вся мебель изготовлена из жестко рубленного черного дерева. Каждая поверхность была суровой и ровной. На кровати не хватало смелого избытка подушек, к чему Шарзад успела привыкнуть на собственной постели, – этого знакомого пышного разнообразия ярких цветов, на котором так и хотелось валяться.