Книга Английская портниха - Мэри Чэмберлен

Ада вернулась в комнату. Она велит ему убираться. Прикрикнет на него, разорется: И впредь не появляйся! Не заявить ли на него в полицию? Ему светит статья. Ада подошла к раковине, налила воды в стакан. Плеснуть на него водой. Выложить ему все.

Или уйти потихоньку. Он еще долго не проснется. Ада скинула халат, сняла платье со спинки кровати, оделась. Станислас поерзал во сне. Ада замерла. Он опять затих и захрапел, из горла вырывался маслянистый клекот. Ада сунула ноги в туфли, поставила сумку на кровать и, опершись на спинку, балансируя то на одной ноге, то на другой, принялась застегивать ремешки. Станислас закашлялся, повел плечами. Ада выжидала, не спуская с него глаз.

Дрыхнет себе, будто ничего и не было. На ее долю выпало столько боли и горя, как мало кому достается, и все из-за него. Всякий раз мужчина, подумала Ада. Всегда чертов мужчина. Станислас. Герр Вайс. Джино. А если бы она разделалась с этой швалью, что тогда? Она бы принадлежала только себе самой, стала бы хозяйкой своей судьбы. Ада усмехнулась. Как же давно она не вспоминала того стихотворения. «Я капитан моей души»[68]. Да. Она – капитан своей судьбы. Сладость отмщения. Она это выстрадала. Настал их черед помучиться. Ада вспотела, подмышки едва не слипались. Она смотрела на Станисласа, на его лицо – стальное под лунным светом. Воспоминания грызли ее, в голове крики, шепоты, страх. Томас, притихший в коричневом саквояже священника. Ада одна в Дахау, голод, кожа шелушится, а ее плоть пожирает сама себя. Бомбы, падающие вокруг, взрывающиеся небеса и вой земли. Она чувствовала, как горькая желчь разливается ядом по венам и нервам. Станислас разрушил ее жизнь и жизнь Томаса. Око за око. Во рту словно тарталетка, наполненная кровью. Она избавится от него навсегда. Она, Ада Воан. Потом найдет Томми, привезет его домой и начнет жить заново.

Подхватив сумку, она на цыпочках пересекла комнату. Задернула шторы, приподнимая ткань, чтобы металлические кольца не звякнули, подоткнула края под оконную раму и расправила шторы по бокам – ни крупинки света не должно проникнуть внутрь.

Помедлила, привыкая к темноте. Стэнли храпел, рама кровати подрагивала в такт его дыханию. Ада подошла поближе – вот сейчас он вскинет руку и вцепится в нее, но он не двигался. Она ждала, считая: один, два, три. Шагнула к камину, четыре, пять, шесть, глубоко вдохнула, семь, восемь, девять. Включила газ, услышала, как он зашипел, почувствовала кислый запах серы. Взяла сумку, на цыпочках вышла, закрыла дверь и покрепче воткнула утеплительную «колбасу» в щель под дверью, чтобы газ не просочился в коридор. Десять.

Вниз по лестнице, четыре пролета, не дыша. На улицу. Ада выдохнула так резко, что поперхнулась, и у нее заломило в груди. Согнувшись, она тяжело опустилась на тротуар.

– Все хорошо, милая? – Женский голос.

– Да, спасибо. Просто запыхалась.

Встань. И уходи. Будто ничего не случилось. Иди же.

Она шла на негнущихся ногах, спотыкаясь о собственные ступни. Доковыляв до поворота с Флорал-стрит на Гаррик-стрит, Ада остановилась, оперлась о стену и перевела дыхание. Ее лихорадило. Но она была свободна, наконец-то. Может выбирать, кого захочет. Она больше не зависит ни от какого мужчины. И никогда не будет зависеть. Ни за что. Мне мир.

Часы на Стрэнде показывали одиннадцать. Еще не поздно. Приподняв бровь, швейцар «Смитса» посторонился, пропуская ее. Цок-цок в дамскую комнату. Волосы всклокочены. Ада достала расческу и тщательно причесалась: валик на лбу, на затылке, по бокам. Порылась в сумке в поисках помады, накрасила губы, почмокала. Как новенькая. Будто ничего и не случилось. Вверх по лестнице. С деньгами наготове.

Метрдотель, тот же, что и раньше, еще не покинул свой пост:

– Давненько я вас не видел.

– Некогда было. – Ада стукнула шестипенсовиком о конторку.

Метрдотель взял монету в щепотку, глянул на нее с одной стороны, с другой.

– Цены растут, – обронил он. У меня шпионы повсюду, услышала Ада голос Джино. – Молчание – золото, если вы меня понимаете.

– Не понимаю. Уже нет.

Ада решительно прошла мимо метрдотеля в бар, села на свое прежнее место, заказала «Розовую леди». Достала пачку сигарет, положила на столик, вытащила одну сигарету и покрутила ее между пальцами. Она не забыла порядок действий.

Чиркнула спичкой, глубоко затянулась, едкий дым пощипывал легкие. Коктейль она выпила в два глотка, от алкоголя горело горло.

Негромкий вежливый голос:

– Вы не прочь повторить?

Ада попыталась сфокусировать взгляд на стоявшем у ее столика мужчине в твидовом пиджаке и вельветовых брюках. Он, должно быть, упарился в таком наряде. Мужчина смотрел на нее, улыбаясь и не вынимая трубки изо рта. Он выглядел как-то очень по-домашнему. Добрый отец семейства. К такому приятно возвращаться, сидеть у камина в теплых тапках.

– Судя по всему, вам это необходимо, – добавил он. Ада видела его как в тумане и промолчала, когда он подал знак официанту: еще один. – Вы будто с привидением повстречались, – продолжил он. – Может, расскажете?

Ада покачала головой.

– Иногда это помогает, расскажешь – и становится легче. Такая красивая женщина. Грустно видеть, как вы расстроены.

– Вы меня не знаете, – сказала Ада. – Поэтому какое вам до меня дело?

– Если война меня чему-то и научила, так это тому, что нам нужно заботиться друг о друге. Я не пытаюсь вас подцепить, – словно спохватился он, – не подумайте чего дурного.

Ада рассмеялась, сердитое, злое ха-ха.

– Желаю вам приятно провести время. – Он сделал шаг в сторону. – Я лишь хотел помочь.

– Нет, останьтесь.

Он придвинул стул, сел:

– Я Норман.

– Ада. Ада Воан. – Как хорошо звучит это имя. Ада Воан. Модистка.

Официант принес ей второй коктейль и мартини Норману.

– За вас, Ада, – он поднял бокал, – пьем до дна.

Волна усталости накатила на Аду. Ей не хотелось разговаривать, не хотелось компании. Лучше бы ей остаться наедине с собой.

– Вообще-то, – пробормотала она, – я буду вам признательна, если вы оставите меня в покое.

Гримаса удивления, непонимания и обиды на его лице. Пожав плечами, он встал и удалился, не сказав ни слова. Запах его трубочного табака плыл в воздухе. «Сент-Бруно». Отец курил такой же. Крепкая штука. Наверное, хороший человек, подумала Ада, и в любое другое время она бы от него не отказалась. Почему достойные мужчины всегда появляются невовремя?

Из бара она вышла последней в четыре утра. Метрдотель держал ее под локоть, когда она спускалась вниз.