Книга ВЧК в ленинской России. 1917–1922: В зареве революции - Игорь Симбирцев

При этом идея обоюдной ответственности «красного» и «белого террора» за общую палитру зверств той войны и сейчас очень популярна в нашей истории, да и иностранные исследователи очень часто разделяют такую точку зрения, как, например, биограф адмирала Колчака английский историк Питер Флеминг:

«Сообщения о зверствах и поборах большевиков, часто подтвержденные свидетельствами беженцев, порочили советскую власть, однако во многих районах подчиненные верховного правителя творили еще более страшные злодеяния. Вряд ли стоит пытаться составлять полный список преступлений, совершенных обеими сторонами. По какой шкале ценностей уравнивать 670 человек, расстрелянных в Уфе казаками, с 348 зверски убитыми семеновцами близ Читы или с 50 тысячами жертв ВЧК, мужчин и женщин, за период Гражданской войны (такую цифру озвучил Чемберлен, основываясь на опубликованных советских источниках)? В общем, как говорится, все хороши… Сам Колчак в письмах жене писал, что многие из белых не лучше большевиков. Поскольку он считал большевиков дьяволами во плоти, резче выразиться он не смог бы».[7]

Но заметно, что и у Флеминга на словах возложение вины в равной мере на красную и белую сторону с лихим выводом, что «все хороши», а как доходит до цифр – опять же сотни жертв белых против десятков тысяч жертв ВЧК даже в этой цитате, призванной в равной мере обличить тех и этих.

Что касается этой цифры в 50 тысяч жертв красной ЧК в Гражданскую войну в России, которую Флеминг повторил со слов Чемберлена, то она явно занижена англичанами. Собственно сопоставление количества убитых при «красном» и «белом терроре» многое и объясняет и ставит жирную точку в этом споре на тему, какой террор был первичен и что здесь чему было ответом. По цифрам, о порядке которых сейчас уже непредвзятые историки особенно не спорят, от рук солдат и контрразведки Колчака за все время его режима в Сибири погибло 25 тысяч человек, еще примерно столько же можно насчитать за контрразведками и войсками других белых армий, формально подчинявшихся власти Колчака, – итого примерно 50 тысяч. Иностранные историки, исходя из данных ушедших в эмиграцию белых, как и самих различных комиссий белых «О зверствах ЧК и «красном терроре», количество жертв ЧК и красных войск среди мирного населения оценивают практически одинаково в 1 миллион 700 тысяч человек за весь период Гражданской войны. И с этой цифрой практически полностью совпадают опубликованные в 1922 году в английской прессе данные о примерно том же 1 миллионе 700 тысячах жертвах «красного террора», полученные уже независимо от белых из источников британской разведки МИ-6.

И наши отечественные «беспристрастные» сторонники тезиса о равной красно-белой ответственности за террор часто грешат этим же передергиванием, вынужденно противопоставляя работе официальной красной ЧК на другой чаше весов все больше действия белых войск на фронте или в антипартизанской войне. Вот типовой образец таких рассуждений:

«В годы Гражданской войны как белые, так и красные проводили политику физического уничтожения и устрашения по отношению к своим противникам. Так, генерал С.М. Марков, отправляя в бой последние резервы, напутствовал идущих на смерть: «Имейте в виду, что враг чрезвычайно жестокий. Бейте его! Пленными загромождать наш тыл не надо!» Л.Г. Корнилов говорил: «В плен не брать. Чем больше террора, тем больше победы!» Большевики в жестокости не уступали белым генералам. 17 сентября 1918 года в одной из влиятельнейших газет «Северная коммуна» было опубликовано беспрецедентное требование члена ЦК РКП(б) и председателя Петросовета Г.Е. Зиновьева (с 1919 года глава Коминтерна): «Мы должны увлечь за собой девяносто миллионов из ста, населяющих Советскую Россию. С остальными нельзя говорить – их надо уничтожить». Нередкими были приказы, аналогичные приказу РВС Кавказского фронта своим войскам от 29 июля 1920 года: «Всех бандитов, захваченных с оружием в руках, немедленно расстреливать на месте. Станицы, хутора и населенные пункты, принимавшие активное участие в восстании против советской власти, должны приводиться в повиновение самыми решительными и беспощадными мерами, вплоть до полного их разорения и уничтожения. Никакие поблажки и колебания здесь недопустимы»… 26 августа 1921 года вр. и. д. председателя Всеукраинской ЧК В.А. Балицкий писал Ф.Э. Дзержинскому о том, что после получения данных об уничтожении в районе Софиевки штаба армии Н.И. Махно им отдано следующее распоряжение работникам губЧК и особого отдела Харьковского военного округа: «Путем тщательного расследования и опросом местных жителей установить факт, сфотографировать все трупы и добыть голову Махно».[8]

Я вряд ли когда-нибудь пойму, как такие примеры могут свидетельствовать о равной ответственности, о равном накале «белого» и «красного террора»? Со стороны белых в этом пассаже из книги о ВЧК А.М. Плеханова вообще речи нет о контрразведке. Белые генералы, как легко заметить и в этом отрывке, призывают своих солдат не брать пленных перед боем, да еще «бросая в бой последние резервы, идя на смерть», в самый критический момент, когда загромождать тыл пленными и вправду нет возможности, ведь их может оказаться вообще больше оставшейся горстки «добровольцев». Но они ведь не призывают их вырезать поголовно все станицы и хутора, как противостоящий им в том же тексте красный РВС фронта, они не обязуются, как чекист Балицкий, копаться в горе трупов и добыть для трофея чью-то голову, и уж точно они не планировали, как большевик Зиновьев, разом уничтожить в России каждого десятого во имя светлого царства завтра. И при всем этом сопоставлении А.М. Плеханов резюмирует: «Большевики в жестокости не уступали белым генералам». Да уж, не уступали, а перекрывали, похоже, десятикратно. Для книг много писавшего о ВЧК и лично о Дзержинском историка спецслужб А.М. Плеханова вообще характерен такой занятный подход. Он обычно подробно пишет о множестве случаев расстрелов и пыток в ЧК и при этом постоянно призывает учесть тяжелый для Советов тогда политический момент, учесть необходимость таких методов борьбы, не подходить к ним с современной меркой, а самые вопиющие факты зверств ВЧК просто легко объявляет выдумками клевещущих белоэмигрантов. А вот о «белом терроре», где столь вопиющих примеров нет, а их все чаще заменяют призывы и намерения генералов, он обычно пишет, что «белый террор был ужасен, белый террор – это не отдельные вспышки насилия, а целенаправленные действия белой власти». Что «в Мурманске белые Миллера сделали на баржах плавучие тюрьмы, на Мудьюге был концлагерь смерти», что «Кутепов в Ростове-на-Дону приказал большевиков вешать на фонарях центральных улиц», что «Врангель приказал расстреливать в плену всех комиссаров и коммунистов», что «атаман Семенов лично визировал смертные приговоры». По мнению Плеханова, все это и есть страшный «белый террор», которому он оправдания в тяжелом политическом моменте и общем озверении Гражданской войны не видит, не скрывая и своей ненависти вообще к «демократам» из белого лагеря, противостоящим столь любимому им Железному Феликсу.

Ставить знак равенства, как это и сейчас пытаются, между приказом генерала Корнилова по обескровленной и вымотанной Ледяным походом его маленькой армии: «Пленных не брать» перед конкретным боем и тысячами жертв чекистских расстрелов по спискам заложников из «неблагонадежных» в глубоком красном тылу – вряд ли с любой точки зрения такие сопоставления когда-то утвердят принцип равной ответственности здесь. Давно уже отмечено существенное различие: Корнилов даже в этом своем жестоком приказе по армии оговорился специально: «Мы не можем сейчас себе позволить брать пленных». Именно не можем, потому и не будем, к тому же Корнилов, к его чести, еще и оговорился, что все это тяжкий грех, но он в такую минуту этим приказом берет его лично на себя.