Книга Замуж за "аристократа" - Маша Царева

– Вообще не живу. И тебе не советую.

– Много ты понимаешь, – вздохнула блондинка. – Она же меня продвинет, вот увидишь. Знаешь, что она мне обещала? Что я стану одним из главных открытий года на артвыставке в Манеже! Вот.

«Желали ли вы кого-нибудь так, чтобы леденели и дрожали кончики пальцев, а горячие гулкие волны гуляли по ногам только при упоминании его имени? Чтобы отчаянно, до иголок в ладонях хотелось запутать пальцы в его волосах? Вам снились обо всем этом цветные сны? Вы когда-нибудь любили?

Я – да.

Это была мания, болезнь, похуже гриппа. Саша, Санечка, Сашуля – мысленно я повторяла его имя тысячу раз, я пробовала его на вкус, смаковала его, как бесценный изысканный деликатес.

Что значил для меня Александр Дашкевич?

Признаюсь честно, я и сейчас вздрагиваю, услышав это имя. Иногда по телевизору показывают фильмы с его участием. Тогда я переключаю на другую программу. Потому что знаю точно: если я случайно увижу это лицо, у меня испортится настроение. Мне долго будет грустно. Тошно.

Может быть, я даже расплачусь.

Слава богу, эти фильмы показывают сейчас крайне редко. Кто из вас знает Александра Дашкевича? В восьмидесятые он был звездой, мечтой, а современные девушки плохо помнят его.

У меня есть один общий фильм с Сашей. Я сыграла в эпизоде, я работала на площадке три недели, а монтажные ножницы оставили всего четыре минуты моего лица. Но Мордашкин обманул. Мы так и не встретились на съемочной площадке. Ни одного раза. Хотя Федор повторял свое обещание почти каждый день.

– Готовься, Катюша, завтра на «Мосфильм» приедет Саня, – подмигивая, тихонько говорил он.

И я готовилась, я вскакивала ни свет ни заря, укладывала волосы, наряжалась, нервничала. И каждый раз по какой-то причине Саша не приезжал. То у него зуб, видите ли, разболелся. То ему пришлось срочно уехать в другой город, к родителям.

И только потом, много лет спустя, я узнала, что не встретились мы не случайно. Федор Мордашкин ни за что не позволил бы нам увидеться вновь.

Он играл со мной, как кошка с мышкой. Но на самом деле Федя просто… боялся. Боялся, что я опять приглянусь Саше. Боялся, что у нас с ним что-нибудь получится. Шансы были нулевыми, ведь Дашкевич слыл первым мосфильмовским ветреником. А он все-таки боялся.

Потому что, оказывается, был в меня влюблен.

Вся съемочная группа сразу заметила, что с Мордашкиным происходит что-то не то. Он был строгим деспотичным режиссером – одним из тех, что с кулаками кидаются на актеров, орут на них, унижают и увольняют. Актеры Мордашкина не любили и побаивались. Но когда в фильм пришла я, Федора словно подменили. Он приезжал на «Мосфильм» в благостном настроении, мягко журил актеров, а актрисам дарил цветы.

Постепенно мы сблизились. Мы вместе ходили обедать в мосфильмовский буфет, он водил меня на премьеры и на закрытые мероприятия в Дом кино. О нас сплетничали, но мне было на это наплевать.

Однажды Мордашкин сказал:

– Катюша, мой приятель приглашает нас к себе на дачу на шашлыки. Поедешь?

– Вряд ли, – скривилась я. – Я типичное дитя города. Терпеть не могу комаров, запах костра, зябкий ветер. В общем, все то, что другие называют романтикой.

– Жаль. Там будет Саша. – Он внимательно наблюдал за моей реакцией.

– Поеду, – не раздумывая, сказала я.

Саши там, конечно же, не было. Мордашкин опять обманул, а я попалась на его уловку, как глупая первоклашка.

Впрочем, я быстро утешилась. Приятель Мордашкина оказался обласканным властью писателем. А дача, находившаяся в элитарной Барвихе, больше напоминала шикарный коттедж. На этой даче был телевизор с видеомагнитофоном, телефон с московским номером и ванная с горячей водой. Шашлыки готовил специально нанятый повар, а нам оставалось только сидеть в роскошно обставленной гостиной и запивать восхитительное мягкое мясо сладким домашним вином. Сплошной комфорт.

Кроме нас, на «даче» находилась любовница писателя, молоденькая девочка с лицом восьмиклассницы и фигурой порнозвезды.

– Меня зовут Карина, – манерно представилась она, – я собираюсь стать актрисой.

– Карочка будет сниматься в фильме по моей новой книге, – тут же объяснил писатель, впрочем, от меня не укрылось, что при этом он многозначительно подмигнул Федору. Я уже успела познакомиться с нравами кинотусовки и с тем, что киношники всячески привечают молоденьких сексапильных дурочек, приманивая их заманчивым словом «съемка». На минуту мне стало жаль Карину, но потом я решила, что наверняка она знакома с правилами игры. Да и Мордашкин, смеясь, шепнул мне, что раньше эта Карочка была любовницей одного второсортного режиссера, а до него встречалась с диктором телевидения, который пообещал сделать из нее вторую Валентину Леонтьеву.

Весело было на даче у писателя. Крепким было домашнее вино. После третьего бокала мне захотелось танцевать. И я, ничуть не стесняясь, танцевала, и все мне аплодировали. Я ловила на себе завистливые взгляды Карины, которая танцевать, видимо, не умела, и восхищенные – Федора и писателя. Мне было так хорошо, я была почти счастлива!

А потом писатель принес гитару и начал неловко пощипывать струны, а мы пели – хором и невпопад. Про солнышко лесное, про Учкудук, про облака и Абакан – в общем, про все то, о чем принято петь в подобных ситуациях.

Как я умудрилась так напиться? Когда я отключилась? Где был мой разум?

Помню только, что в какой-то момент я обмякла в кресле, мне мучительно захотелось спать. Кто-то наклонялся надо мной и о чем-то меня спрашивал, но мне было лень даже поднять голову с подлокотника. Потом чьи-то уверенные руки вырвали меня из плюшевых объятий кресла и отнесли наверх, в одну из уютных писательских спален…

Проснулась я утром следующего дня, томная и голая. Я лежала в незнакомой комнате, на незнакомой кровати, а рядом со мной, сладко похрапывая, спало незнакомое голое тело. Впрочем, приглядевшись, я с ужасом сообразила, что тело принадлежит Мордашкину! В обнаженном виде он понравился мне куда меньше, чем в одетом. Какой-то розовый, круглый, безволосый…

Меня словно током подбросило на кровати. Первым делом я натянула джинсы и свитер и только потом растолкала Федора.

– Девочка моя, Катенька, – он попытался было нежно привлечь меня к себе, но я проворно отскочила в сторону.

А потом между нами состоялся неприятный разговор. Я кричала, плакала и чуть ли не обвиняла его в изнасиловании. А он растерянно разводил руками, мрачно курил и клялся, что я сама начала к нему приставать.

Мы уезжали с писательской дачи разными электричками.

На следующий день мне пришлось явиться на «Мосфильм» – не могла же я пропустить озвучивание своей роли. Федор держался со мною холодно, но вежливо. Мы оба умели абстрагировать работу от личной жизни.

Когда же работа над фильмом закончилась, Мордашкин пробовал мне звонить, приглашал в ресторан и в Дом кино, обещал привести с собою Дашкевича, но я была неумолима. А через несколько месяцев после дачного приключения я поняла, что беременна. Но ему, разумеется, ничего не сказала.