Книга Что осталось от меня — твое - Стефани Скотт

А как прошло твое выступление в Тодае?

— Все отлично! — не моргнув глазом соврала я. — Пожалуйста, я очень тороплюсь…

— О да, конечно, дорогая! Тебе, наверное, столько нужно успеть, прежде чем начнется работа в «Номуро»…

Она все еще продолжала что-то говорить. Я поклонилась раз, затем другой и, юркнув в кабинет, захлопнула за собой дверь.

Оказавшись внутри, я вдохнула знакомый теплый запах старого дерева и едва уловимый аромат лимона. Дедушка любил пить свой черный чай с лимоном. Его чайный набор стоял тут же на длинном полированном комоде. Керамический чайник из Токонамэ[106] и набор чашек на специальном подносе, никаких кофейно-чайных автоматов дедушка не признавал. Икебана из цветов лотоса и лилий красовалась на подоконнике — свежие и изящные растения, которые меняли каждые три дня. Таков заведенный дедушкой порядок, и пренебрегать им не положено, даже в его отсутствие.

Обойдя большой письменный стол, я направилась в дальний угол кабинета, где стоял каталожный шкаф со множеством ящиков, отгороженный от остального пространства высокой ширмой из черного дерева. Архив адвокатской конторы располагался на третьем этаже, но дела, которые Ёси Сарашима вел лично, он хранил здесь. Все материалы, связанные со смертью моей матери и ее убийцей, собранные дедом, тоже должны были находиться в одном из этих ящиков.

В ящике, на котором значилось имя Рины Сато, я нашла свидетельство о разводе моих родителей и копию документа о мировом соглашении, заверенную их личными печатями. В нем подробно говорилось о передаче квартиры в Эбису Осами Сато и о дополнительном переводе денежных средств на имя отца. В той же папке лежал договор купли-продажи на наш дом в Симоде, датированный несколькими месяцами позже, вместе с вырезкой из местной газеты — рекламное объявление, опубликованное агентством по недвижимости: «Редкая удача! Продается старинный дом на берегу моря, в течение восьмидесяти лет принадлежавший одной семье. Цена договорная». Я вновь взглянула на дату, объявление появилось в тот период, когда Каитаро Накамура находился под следствием и приговор еще не был вынесен. И в самом низу лежал пожелтевший от времени почтовый конверт. Мама любила запечатывать свои конверты стикерами. Особенно ей нравились журавли. Конверт был вскрыт, поэтому изображенный на стикере журавль оказался разорванным пополам. Я провела пальцем по неровным краям наклейки.

Мне потребовалось некоторое время, чтобы найти записи Ёси, касающиеся суда над убийцей. В конце концов я обнаружила их в ящике с пометкой «Окружной суд Токио», словно для дедушки смерть моей матери ассоциировалась только с судебными делами. Прихватив папку с документами, я перебралась за стол и устроилась на рабочем месте дедушки.

Трудно сказать, что именно мне открылось. Я узнала, что продажа нашего дома в Симоде связана с Каитаро Накамурой. И осознала, что дедушка так и не смирился со смертью дочери. Я поняла, что он будет охотиться за убийцей до конца жизни, пока не рассчитается сполна — око за око.

ЕСИ

1994

Ёси открыл раздвижную дверь и вошел в гостиную своего старого дома Вашикура. В центре комнаты стоял большой стол из клена, заказанный вдень рождения Рины. Ёси медленно провел ладонью по столешнице. Ему нравились цвет и текстура дерева: прожилки золотистого цвета переплетались с темно-коричневыми, а по углам виднелись вкрапления черных полос, словно само дерево еще при жизни было опалено огнем. Ёси коснулся кончиками пальцев продолговатого спиралеобразного узла — следа, оставленного вросшим сучком. Эта метка свидетельствовала о почтенном возрасте клена.

За этим столом они обычно разговаривали с Риной. Еще девочкой она любила сидеть в гостиной. Ёси часто находил дочку, устроившуюся тут со своими тетрадями и карандашами. Иногда, позабыв об учебниках, Рина смотрела в окно, за которым виднелась полоска моря. Именно здесь она объявила, что оставляет изучение права и уходит из университета. Здесь они спорили до хрипоты: Рина объясняла отцу, почему сделала такой выбор. В ушах у него до сих пор звучали слова дочери, а перед глазами стояла картина: Рина расхаживает перед окном взад и вперед. Волнуясь, она не могла усидеть на месте, в точности как ее отец.

Людям нужна фотография. И как бы сильно ни изменились технологии в будущем, фотография не исчезнет и люди всегда будут дорожить своими снимками. Вот работа, которая по-настоящему нравилась Рине. «Разве ты не хочешь, чтобы я занималась любимым делом?» Глядя на дочь, такую сияющую и целеустремленную, Ёси понимал — он хочет того, чего хочет Рина. А теперь ее нет, и от нее осталось лишь эхо тех слов.

Именно за этим столом он впервые заговорил с ней о Каитаро. Это случилось прошлым летом, последним, которое они провели вместе в их старом доме. Суми ушла играть в сад, и Рина, воспользовавшись возможностью немного передохнуть и побыть одной, заварила чай. Она как раз выходила из кухни с чашкой в руке, когда Ёси окликнул ее. Рина остановилась и свободной рукой запахнула полы домашней кофты. Ёси жестом показал в сторону гостиной, и Рина нехотя последовала за ним. Несколько мгновений они сидели молча, соединенные лишь ниточкой напряженных мыслей.

— Ты с кем-то встречаешься, — наконец произнес Ёси.

Рина обеими ладонями сжимала исходящую паром чашку с чаем. Разжав руки, она взглянула на отца:

— Всего несколько встреч, ничего серьезного.

— Пожалуйста, будь осмотрительна, — начал Ёси, но Рина жестом остановила его.

Ёси наблюдал, как она поднялась со стула, расправив плечи, и сердито уперлась в пол ногами в коротких белых носочках. Эти носочки до сих пор хранились у Еси. Рина была взрослой женщиной, матерью его внучки, но она по-прежнему оставалась дочкой Ёси, его девочкой и всегда ею останется.

— Он мой друг, только и всего, — произнесла она решительно, но голос ее звучал не очень уверенно.

Ёси поджал губы. Он не хотел вступать в пререкания, но в конце концов не смог сдержаться:

— Ты ведь не познакомила его с Сумико, верно? И не привела своего друга сюда, в наш дом?

Когда ответа не последовало, Ёси вскинул глаза на дочь.

— Нет, папа, — сказала Рина, — не здесь.

Она двинулась к выходу из гостиной. Проходя мимо отца, легко опустила руку ему на плечо. Ёси почувствовал, как от прикосновения по телу распространилось тепло.

— Обещаю, — добавила Рина.

И вот теперь Рины нет. И этот дом — единственное, что осталось у Ёси от дочери, — место, не оскверненное присутствием ее убийцы.

Ёси долго сидел за столом. Потребовалось время, прежде чем нашлись силы, чтобы вновь подняться на ноги. Бывали моменты, когда он думал, что никогда не сумеет