Книга Все схвачено - Дуровъ

Но Легат просьбу исполнил.

Попрощались. Легат пошел к двери и услышал сзади:

– Спасибо за согласие потратить выходной день на нас… Странный вы человек, Легат. Там у вас все такие или вы исключение?

Легат обернулся:

– Не знаю. Меня мама воспитывала. Уж каким воспитала.

И ушел.

Шел по коридору и думал: а не прав ли был Командир? Да если и прав, разве себя остановишь, когда уже все задумал. Именно «за». Потому что «про», то есть «продумал» к данному случаю мало относится. Эмоции, как водится, победили. Ну и отлично, что эмоции остались, а не растерял их по дороге из детства в отрочество, из отрочества в юность и так далее.

И просьбу Генерала вроде даже перевыполнил. Не в казенном кабинете знакомство конторских произойдет, а на даче Очкарика. Как говорится, в неформальном режиме.

Правда, есть вариант, что неведомый человек Конторы в воскресенье будет занят чем-то иным и откажется от похода через тоннель. Но, с другой стороны, Легат-то здесь при чем? Его дело маленькое: услышал просьбу, передал, получил согласие и даже приглашение не в Контору, а домой. Чего еще?.. Да ничего! Посетит Очкарика сам, в одиночестве.

И в свой кабинет заходить не стал, сразу пошел в гостиницу, где ждал Бур, осчастливленный долгожданной свободой. Деньги у него были с прошлого раза, не только не истратил, а еще надолго хватит. Сейчас поужинаем, Бур пусть спать ложится, а Легат пойдет погулять по забытой Столице.

5

Но Бур в гостинице ночевать не захотел.

Спросил:

– Я тебе нужен?

– Да, в общем, нет, – честно ответил Легат. – А что?

– Я лучше сейчас уйду, – непривычно жалостливо и многословно сообщил Бур. – Я лучше дома переночую. Успеваю железно. Ладно?

– Ладно, – согласился Легат. С облегчением согласился. Достал из кармана брелок с ключами – два их на брелоке было, – снял один, протянул Буру. – Хорошо, что один умный человек среди нас троих есть. Это я о себе. Не сделал бы дубликат, хрен бы ты куда ушел… Дорогу найдешь или проводить?

Бур даже отвечать на хамство не стал. Взял ключ, спасибо не сказал, пожал руку Легату, похлопал его по плечу: мол, я с тобой, если что. И исчез практически мгновенно. Счастье человеку привалило, чего там…

А то и верно, подумал Легат, на кой ляд держать его здесь лишнюю ночь? Путь под землей Легат освоил неплохо, гулять по Столице лучше одному, чем с неразговорчивым и страдающим от тоски напарником. Пусть идет…

На секунду тормознул: а не уйти ли с ним?

Секунды для решения хватило: не уйти. Погода на дворе – отличная, небо чистое, вечер теплый, канун выходных… Когда еще выпадет свободное время, чтобы вот так, одному, пошляться по родному и все-таки малость забытому городу, попытаться увидеть памятное и узнать в лицо это забытое. С прохожими людьми парой слов перекинуться, вспомнить ставшее легендой: а и впрямь ли в эти годы горожане были приветливей и добрее, или это действительно легенда, рожденная временем, когда любой подошедший с вопросом прохожий по определению кажется опасным?

Как там классик устами героя восклицал: о времена, о нравы! Впору повторить…

Хотя и в эти – заоконные! – славные годы люди и впрямь были помягче и поприветливей, но все же чувство опасности не исчезало вовсе, оно жило в каждом. В ком больше, в ком меньше, но жило. И родилось оно черт-те когда, не исключено – с городом и родилось, и на генетическом уровне через поколения переходило.

Ну а время… Время, конечно, коррекцию вносило. Войны, перевороты, революции, тирания… Страх в генах. Просто гены разные у всех. В той, в будущей его Столице, он вообще по улицам не ходил. Разве что от машины до магазина и обратно. А в машине не страшно. Она закрыта и едет.

Легат наскоро перекусил в баре гостиницы и вышел на проспект Бородатого Экономиста. Справа поодаль горели окна в здании Конторы, напоминая, что покой граждан оберегаем круглосуточно. Справа же, знал Легат, за исстари сохранившимися каменными воротами текла улица ныне Монастырско-Торговая, а прежде улица Дня-Переворотапо-Старому-Стилю, которая вела к Главной Площади и на которой в эти годы жила его родная тетка, сестра мамы, служившая художником в известном в Столице кукольном театре.

Тетка жила даже не в коммунальной квартире, а на коммунальном этаже, где было не менее тридцати, а то и больше, жилых комнат и одна общая кухня на всех. До Октябрьского Переворота в этом здании был публичный дом. Так уверяла тетка. Ей нравилось сознавать, что она живет в борделе.

А еще правее ворот, за углом имела место станция метро имени Железного Основателя Конторы…

Легат подумал: а не воспользоваться ли сохранившимся опытом и не прокатиться ли на метро его юности? Заодно сравним с метро его… чего?.. ну, зрелости, скажем мягко…

Решил: прокатиться. И быстро порулил к станции.

Метро было как метро. Пафосное, но, как ни крути, красивое. Разве что народу поменьше.

Если иметь в виду ностальгические сопли, то жалко, конечно, что метро в двадцать первом веке резко опростилось. Но если быть реалистом – все правильно. Что людям нужно: чтоб красиво или чтоб ехало? Лучше бы, конечно совместить одно с другим, но денежки счет любят. И, слава богу, хватило ума строить дешево и много. Чтоб не просто ехало, а во все концы Столицы.

Хотя ностальгические сопли никто у нас не отберет…

Легат так решил и вышел из метро у вокзала, несущего имя столицы братской республики – здесь, а в его времени – заграничной страны: пройтись, так пройтись, а до родной станции он и в своем времени частенько ездит и – никакой ностальгии.

Привокзальная площадь в этот час – как, впрочем, и всегда – была людной, но почему-то не казалась опасной. То ли состояние у Легата было излишне умиротворенным, то ли и вправду на площади не было видно ни мешочников, ни лиц горских национальностей, ни снующих там и сям мальчишек сиротского вида, от которых стоило беречь карманы, ни представителей славного кочевого народа, рвущегося погадать прохожим.

Легат и милиционеров-то не углядел, что удивило: эти были всегда и везде…

Впрочем, он не стал задерживаться на все-таки страшноватом для него привокзальном пространстве, а нырнул в знакомую узкую улочку и через несколько минут вышел на родную Дороголюбовскую, где взял налево – к месту ее плавного перетекания в еще более родной проспект Одноглазого Фельдмаршала. Плавное перетекание звалось площадью Дороголюбской Заставы, на которой пока ничего приметного не имелось. Потом, позже появится сорокаметровый обелиск в честь Столицы, имеющей статус города-героя. Обелиск народ примет, но хамски обзовет его «бутылкой на троих», потому что вокруг встанут как раз три неизвестных героя – солдат, рабочий и тетка, допустим, работница.

Прежде обелиска к жилому дому, стоящему как раз на развилке дорог, пристроят огромный стеклянный фонарь и поселят в нем кафе «Кристальное».