Книга Все схвачено - Дуровъ

– Разумеется. Мне будет интересен весьма и, не исключаю, полезен любой ваш комментарий к тем фактам, о которых вы станете рассказывать. Я готов его обдумать и даже принять. Но, как вы понимаете, последнее – не обещаю.

– Спасибо. Я и не жду обещаний. Что было, то было… Я начну. Первое дело. – Он поймал себя на том, что в этих стенах не употребить термин «дело» практически невозможно. Атмосфера диктует. Да и чего ловить себя на пустом месте? Дело – оно и есть дело. – В декабре состоится суд на участниками так называемой операции «Женитьба». Напомню: попытка угона самолета из-под Града Петра…

– Я хорошо помню, – перебил его Очкарик. – И, конечно же, знаю о суде над угонщиками.

Легат отметил, что он сказал «угонщики», а не стандартное «изменники Родины». Очень аккуратен в терминологии.

– Приговор, полагаю, вы уже обсуждали с представителями суда?

– В общих чертах.

Уходит от ответа. Явно. И куда делась его мягкость?! Перед Легатом впервые сидел настоящий и, как здесь считается, правильный глава Конторы. А имеет ли смысл что-либо такому советовать?..

Секундно подумал и все-таки решил, опираясь на свой любимый принцип: где наша не пропадала? Да и чего он теряет, в конце концов? Не посадят же его в застенок! В крайнем случае с ним же передадут в будущее запечатанное сургучом послание, в коем будет жесткое требование сменить коннектора, как излишне самовольного и дерзкого. Тоже неплохой вариант, если отбросить ненужные в общем-то амбиции.

– Насколько меня предупреждали, я не должен ничего комментировать. Но вы позволили, и я тоже позволю себе продолжить. Решение – ваше. Я лишь гость из будущего, который знает то, что уже было и как это «то» отозвалось в будущем… Итак, суд. Даже если вы, скажем осторожно, догадываетесь о результатах процесса, я все равно повторю их. Два смертных приговора – организаторам побега, летчику и правозащитнику, остальным – пятнадцать и десять лет заключения, пофамильный расклад – здесь, – постучал пальцем по папке. – Общественная мировая реакция: протест Президента Западного Континента. Протесты глав девятнадцати стран. Резкое падение имиджа Державы в мире…

– А вы что, – перебил его Очкарик, – предлагаете отпустить всех?

– Упаси Боже! – воскликнул Легат. – Я предлагаю сделать сразу то, что будет сделано спустя короткое время. И мне очень хотелось бы, чтобы История как-то отметила, что это решение было именно вами пролоббировано у Генерального. Я предлагаю, чтобы суд не выносил двум организаторам побега смертный приговор. Все равно его потом заменят на пятнарик. Это тоже много, но это поймут…

Легата уже несло и останавливаться он не собирался. Ну, и почему бы не дать Гамлету завершить монолог? Очкарик, например, слушал его, не прерывая, как, видимо, умел вообще слушать и, не исключено, слышать.

– Я не имею в виду Запад, – несся дальше Легат, – плевать мне на его мнение, в конце концов! Я имею в виду ваших потомков. Я очень не хочу, чтобы с вашим именем ассоциировалась чья-то смерть. Поверьте, на вас и так со временем повесят до черта: и непродуктивную борьбу с диссидентами, многие их которых в мое время живы и прекрасно себя чувствуют, и постоянно увеличивающееся количество «отказников», и бегство из страны действительно ярких людей… А тут – казус: смертную казнь этим двоим суд и отменит. Но – позже. Не исключаю, это будет ваша заслуга. Даже убежден в этом. Плюс к тому, что вся эта хреновая операция наверняка – рутинная работа вашей Конторы. Провокация, а никакой не побег. Так не вешайте же на себя смерть пусть глупых, но безвинных людей. Это вам надо?

Легат мог и продолжать, он в такие моменты был неудержим и излишне многословен, но сейчас он притормозил. Вовремя или с опозданием – сейчас и выясним. Благие намерения чаще всего выходят боком.

А Очкарик молчал. Просто сидел и смотрел в окно, за которым видно было темнеющее небо с редкими облаками, подмалеванное закатом.

Ну и Легат тоже молчал. Хотя еще одна тема оставалась – про писателя-лагерника. Там тоже есть что сказать, но удастся ли?..

Очкарик оторвал взгляд от заката и посмотрел на собеседника.

– Спасибо за заботу о моем реноме, – сказал Очкарик. – А что насчет «Женитьбы»… Мне надо подумать.

– Время есть, – прокомментировал Легат и тут же выругал себя за длинный язык.

Молчать сейчас надо, а не искусство элоквенции демонстрировать.

– У вас что еще?

Легат не очень понял: Очкарик хочет продолжать или закончить разговор. Но ответил:

– Еще одна тема. О присуждении Главной Мировой премии Писателю-Лагернику.

– Присудят? – с некоторым удивлением спросил Очкарик.

– Естественно. Это политика…

– Да, она – всюду… – ушел от разговора. – Вы когда возвращаетесь назад?

– В смысле домой? Сегодня в ночь вообще-то хотел… Но, скорее, завтра с утра пораньше. Не очень комфортно по ночам под Столицей ползать… Я, признаться, трусоват. Чего только не боюсь: от крыс до привидений.

– А мне вы трусом не показались… Ну, ладно, оставьте мне папку с аналитикой. Я посмотрю. А комментарии по следующей теме перенесем на следующий раз. Обратно-то к нам когда?

– В понедельник. Хочу хоть пару дней с женой побыть.

По сути соврал. В субботу в двенадцать – планерка у Командира, потом еще чего-нибудь наверняка набежит, если уже не набежало. А у жены в выходные – по два спектакля. Она вообще не понимает, что такое выходной.

– А в воскресенье с утра никак не сможете?..

– Если надо, то буду, – ответил Легат и встал. – Когда мне прибыть к вам?

– Часиков в десять – не отяготит?

– Не отяготит нисколько.

– Вас ровно в десять будет ждать у пристани моя личная машина. Водитель будет в курсе дела… Счастливого возвращения. Как домой, так и к нам… – улыбнулся. – Ваша жизнь теперь – одно сплошное возвращение!

Фигурально – так. Но уж не буквально, нет!

Но момент для выполнения просьбы Полковника – как раз!

– Можно на прощание одну наглую хотелку?

– Хотелку? От слова «хотеть»? Забавно выражаетесь… Извольте.

– Мой куратор в Конторе… в той, в завтрашней… который ведет наши с вами общие дела… он очень просит принять его. Это возможно?

– Хороший человек?

Странный вопрос для Председателя.

– Скажу помягче: весьма толковый человек. А хороший или нет… близко я его не знаю. Да и куратор он для меня, надеюсь, временный.

– А о чем пойдет разговор?

– Точно не скажу. Но, полагаю, о нашем общем деле. Он в нем с самого начала.

– Что ж, захватывайте его с собой, вашего толкового. Любопытно взглянуть, кто вас и меня курирует…

Последнее слово по слогам сказал, чтоб противнее. Противнее и вышло.