Книга Натурщица Коллонтай - Григорий Ряжский

И ещё стала думать за последний год, как там Паша мой, живой или же, как Владлен, отошёл в наилучший мир.

Если живой, то 82 ему без малого, а это много, как ни смотри.

И снова спрашиваю себя — жалко, если нет в живых?

И себе же отвечаю — жалко ужасно, невыносимо просто, если бы знала это про него, потому что родину оставил не ради прихоти, а переживал за весь народ, за нашу и вашу свободу, за неравнодушие своё и за будущее для Мишеньки, которому тут всё равно при Паше и Варваре-горбоносихе жить бы не дали.

Шуринька, если ты там и сможешь, то передай ему от меня привет, любовь и память сердца, если он неподалёку от тебя, и скажи, что дурой и тогда была, дурой и сейчас живу, чтобы не обижался и помнил меня, кроме Есфири и детей, если были у них ещё совместные, а не только Мишенька мой, ладно?

Теперь про другое, про то, что сотворила я с собой, после того как отгремел этот первый августовский проклятый гром.

Спустя месяц было, примерно.

И снова можно сказать, по случайности вышло.

С работы возвращалась, капусты взяла небольшой вилок на пирожок себе, а мука ещё с того года вышла не вся, со времён до финансового погрома.

Иду, а на ней бить начали, разом по всем колоколам. Уж не знаю, праздник или служба или сзывают вечерять православных по округе.

Наша церковка-то, местная, тыщу раз мимо шла, а только теперь голову подняла и прочитала, что оказывается она Успеяния Святой Богородицы на Остоженке.

И как меня в бок толкнуло.

И я остановилась.

Думаю, а чего не зайти. Там тихо, приветливо, пахнет дымком, всё вполголоса, с уважением, пьяных не бывает.

Постою, погляжу на верующих, как они.

А ведь ничего не знаю: ни ритуалов, ни как зайти правильно, ни поклониться, ни крестом как осенять, и надо ли это обязательно, раз уж вошла.

И можно ли с капустой.

Но вошла.

И сразу направо, к тётке в платке при торговле свечами и одноразовыми картонными образочками, к свечнице.

Говорю:

— Вы меня извините, любезная, но я не в курсе ваших правил — куда лучше встать, кому поклониться, как обратиться к святому угоднику и ко всякому ли можно.

Она:

— Да вы не стесняйтесь, милая, вы ж идёте к Христу, в храм его. В первый раз зашли к нам?

Я:

— В первый. Вообще раньше никуда в такое не ходила. А теперь пришла. И мне бы свечечку какую-нибудь ещё. Если про человека одного точно не знаю, то за здравие можно или же сразу надо за упокой?

Она:

— Конечно, за здравие, милая, он ведь пока для вас ещё живой, значит, Бог не дал вам знать, что нет его больше с нами. Вам какую?

Я:

— Дайте потолще, посильней, а то мы так давно не видались с ним, что пускай подольше горит и светит. И что сказать надо?

Она:

— Просто помолитесь и пожелайте, что у вас на сердце лежит к нему. А к каким образам обратиться, сами решайте.

Я:

— А если некрещёная, то можно перекреститься?

Она:

— Вам, милая, не перекреститься следует, а покреститься, если некрещёная. Под защиту Господа нашего никогда и никому не поздно встать.

Я:

— Да? А как покреститься-то, с кем?

Она:

— Знаете, вам бы лучше с батюшкой нашим побеседовать, он вам всё объяснит и растолкует. Настоятель у нас хороший, добрейшей души, отец Александр, протоиерей. Его нет сегодня, а завтра будет. А вы пока житие Марии Египетской почитайте, вам мой совет, для себя, до встречи вашей, она вам как путеводная звезда дорогу к Богу укажет, многое в сердце проясняется там для человека, какой на путь истины и веры становится.

И буклетик протягивает, к свечечке заодно, про житие это самое египетское.

Ну, я свечку поблизости от входа подожгла от другой, воткнула, постояла рядом, слова про себя пошептала, к Паше обращённые, чтобы жил, не тужил и не умирал подольше у себя там в Канаде и чтобы Мишенька мой рос сильным и здоровым мальчиком, хотя — освежила, тут же на месте — 35 ему в этом году исполнится уже, вырос, скорей всего, во взрослого сильного мужика.

Но облегчение получила хорошее, доброе какое-то, упокоительное для души.

Домой пришла, брошюрку полистала эту о житии Египетской матери.

И отложила покамест, до батюшки.

А на другой день снова пошла, к после утреннего служения чтобы подпало, когда он освободится.

Нашла момент, подхожу, головой склоняюсь. А сам равномерно седой весь, от бороды до волос на голове, глаза умные, проницательные, внимательные ко мне. Сразу понравился, сошлось, вижу, у нас с ним по общению. И лет как мне примерно. Или даже ближе как Владлену моему покойному.

Говорю:

— Доброе утро, батюшка Александр, можно поговорить с вами про моё крещение?

Он:

— Здравствуйте и вы, раба Божия, и как величать мне вас прикажете?

Я:

— Александрой зовут, можно Шуранькой, по-простому.

Он:

— Вот и хорошо, Шуранька, тёзки, значит, будем с вами. Так говорите, желаете покреститься?

Я:

— Надумала, отец Александр, помыслила и надумала. Только вот сомневаюсь про возраст свой, не поздно мне пускаться в такое старое приключение? Не грех?

Он:

— Креститься, Шуранька, можно в любом возрасте. И даже в каком-то смысле непременно следует. Потому что в эти года, если к Господу себя обратить и принять веру его, то все грехи прощаются, отсюда и говорят, что Бог в помощь, слыхали сами, наверное, не раз. Вот и дайте Отцу небесному помочь вам, пройдите священный обряд, станьте под сень его Господня крыла. Храм наш добрый, исторический уже, можно сказать, и место само веками намоленное.

Я:

— Я согласна, батюшка, но только спросить ещё хочу вас.

Он:

— Что такое, Шуранька, спрашивайте, про любое можете, затем и пришли сюда.

И вот тут, бабушка, тормознулась я резко, потому что осведомиться хотела у него про работу свою. Ну что, мол, можно и дальше мне натурщицей продолжать или стоп-машина? Слыхала краем уха, что православным никак нельзя обнажаться, что грех, что против веры и против Бога это занятие, хуже даже всякого лицедейства и порока. И в этот же момент сообразила, что если сейчас поинтересуюсь и ответ получу, который не хочу получать — что нельзя ни при каких, то такое станет для меня обломом похуже дефолтного, пострашней, раз придётся с любимым трудом прекращать навсегда. А я ведь, скажу тебе, ещё далеко не перешла порога спроса на мою обнажённую натуру, у нас одна, тоже штатная, хорошо за семьдесят натурщица, всё ещё работает и в ус себе не дует.