Книга Почем фунт лиха - Людмила Милевская

— Это будет подвиг, — одобрила я, глядя на подругу совсемдругими глазами.

— Что мне делать? — плакала на том конце трубки НинаАркадьевна.

— Сейчас же хватай дядю и приезжайте ко мне, — вдохновленнаяпредложением Нелли заявила я, — будем лечить твое сердце. У меня есть хорошийдруг, он кардиолог с именем. Вам нельзя сидеть у постели Антона и убивать себя.Его уже не спасти.

Тетушка пришла в ужас от моего заявления.

— Соня, как ты можешь, — еще горше заплакала она, — у негоже никого нет. Я не брошу мальчика одного, даже если умру рядом.

— Пусть рядом умирает Нелли, — закричала я, — она моложе, авам уже хватит горя.

Нина Аркадьевна перестала плакать и изумилась.

— Нелли? — переспросила она. — Ты думаешь, она способна натакое сочувствие?

— Еще как способна, — заверила я. — Она здесь рядом и самамне это предложила.

Нелли догадалась, что речь идет о ней, и энергично закивалаголовой.

— Скажи ей, что я сегодня же выезжаю в Питер и во всемпомогу, — шепнула она. Я послушно повторила:

— Она сегодня же выезжает в Питер и во всем поможет.

Тетушка, вероятно растроганная хорошим отношением к ееплемяннику, тут же решила закопать топор войны.

— Пусть Нелли, когда приедет, обязательно остановится у нас,— наказала она.

Я передала ее просьбу Нелли, и та сдержанно улыбнулась.

«Пускай помирятся, — подумала я, — сколько можно враждовать.Мы же родственники».

— Вот теперь можете смело отправляться ко мне, — сказала ятетушке.

— Нет, нет, — возразила она. — За помощь, конечно, спасибо.От помощи, Сонечка, я не отказываюсь, но Антона не брошу.

— А как же твое сердце?

— Как-нибудь буду скрипеть, а там что бог даст. Все в еговоле.

Разговор с тетушкой закончился на совершенно родственнойноте. Мы нежно расцеловались, я раз десять на прощание повторила, что онадолжна беречь себя, и раз двадцать мы пожелали друг другу всего хорошего. Вобщем, меры у нас нет ни в чем: то и видеться не можем, а то разлепиться никакне хотим.

— Не знаю, как она все это переживет, — сказала я, вешаятрубку. — Ехать ко мне наотрез отказалась. Упрямая, жуть.

— Ничего, я ее как-нибудь уговорю, — успокоила меня Нелли. —Третьи похороны подряд — это слишком. Возраст уже не тот.

Я заметила, что такое количество похорон опасно в любомвозрасте, после чего мы начали обсуждать предстоящую поездку в Питер. Неллипрямо от меня позвонила в свой «Гиппократ» и сообщила, что ее муж при смерти.Ей мгновенно дали отпуск за свой счет. Осталось решить вопрос с Санькой.

— Саньку беру на себя, — заявила я, чем не вызвала восторгаНелли.

— А ты с ним справишься? — скептически поинтересовалась она.

— А что там справляться? Покормить и спать положить? Это идурак сможет.

— Ну, ну, — загадочно покачала головой Нелли. — Давай,попробуй.

— Готова попробовать немедленно, — запальчиво воскликнула я.

Чтобы не тратить времени даром, мы отправились к Вере, еесоседке, за Санькой, после чего Нелли надавала мне миллион воспитательныхнапутствий и, прыгнув в свой «жигуленок», помчалась в Питер. Санька секунддесять удивленно смотрел ей вслед, а потом грохнулся оземь и душераздирающезавопил.

— Тащи его к нам, — крикнула Вера, с балкона наблюдавшаянаше расставание.

Я попыталась взять Саньку под мышки, но он лягнул меня вживот и завопил с утроенным энтузиазмом. При этом он пускал слюни и яростно билпо асфальту ногами, руками и даже головой.

Не могу передать ужас, охвативший меня при этом зрелище. Ая-то считала всю жизнь, что у меня крепкие нервы. Какие же тогда нервы у Нелли?

— Что делать? — крикнула я Вере.

— Дай по заднице и тащи ко мне, — бодро посоветовала она.

Легко сказать «дай по заднице». Я примерилась и поняла, чтосделать это абсолютно невозможно, потому что Санька лежал именно на том месте,по которому я должна его шлепнуть. Я беспомощно сообщила об этом Вере.

— Подними его! — энергично посоветовала она. Я попробовалаподойти к Саньке второй раз, но и вторая попытка оказалась неудачной. На этотраз паршивец лягнул меня в грудь. От боли я разозлилась и схватила его зашкирку.

— Правильно! — ободряюще закричала Вера. — Так его, так итащи скорей ко мне.

— Ой, бойно! — взвизгнул Санька. Я испуганно его отпустила.

— Ну что же ты? — осудила меня Вера. — Ээх! — в отчаяниимахнула она рукой. — Надо было сразу по заднице и тащить в подъезд.

— Не могу, ему больно, — едва не плача сказала я, потираяушибленную грудь.

Санька лежал на асфальте и наслаждался моей беспомощностью.Готова биться об заклад, он уже забыл, от чего сыр-бор загорелся, но был полонрешимости отстаивать свою правду до конца.

— Сейчас спущусь, — многообещающе пригрозила Вера и скрыласьс балкона.

Санька в пылу истерики не обратил на ее слова никакоговнимания, но едва она, грозная, появилась в дверях подъезда, он тут же умолк,поднялся с асфальта и вцепился в мою ладонь, как в мать родную.

— Пойдем скоее оссюда, — заговорщическим шепотом сказал онмне, словно это не я только что была его злейшим врагом.

Я подмигнула Вере, мол, все хорошо, и пошла на поводу уСаньки. Он тащил меня подальше от дома. Когда Вера скрылась из вида, оностановился и сердито потребовал:

— Купи моеженова.

Я готова была буквально на все, лишь бы он не вопил и небрыкался.

— Купи много, — подсказал он, когда я подошла к прилавку.

— Тогда не хватит денег на такси, — схитрила я.

— Ладно, — согласился Санька.

Я даже не подозревала, какой это сложный процесс: кормитьребенка мороженым в такси. Все были в этом злосчастном продукте: и я, и Санька,и сиденья, и даже таксист.

Последний ругался на чем свет стоит до тех пор, пока я непообещала денежную компенсацию в приличном размере. После этого он стал любезносюсюкать с Санькой и сюсюкал до тех пор, пока я не заявила, что он испортит мнеребенка. Как будто это еще возможно. Но таксист об этом не знал и половину путиехал молча. Зато Санька показал себя во всей красе. Он как минимум раз двадцатьпытался выскочить из машины и остаться там, где ему «очень надо».