Книга Скрипка - Энн Райс

– Не уверена, – сказала она. –Каждый слуга в доме, каждый торговец, имевший дело с вашей семьей, любит вас.Скорее они примутся выслеживать всех тех француженок, всю ту погань, что явиласьвместе с завоевателем, ведь вы у них такая популярная фигура, но никто неподумает о дочке пекаря. Отец прав, вам нужно уехать. А я разве другоеговорила? Если вы не покинете Вену, вас поймают в ближайшие дни.

Стефан погрузился в глубокое раздумье. Онпопытался опереться на правую руку, но тут же понял свою ошибку и вновьпривалился к деревянной спинке. В этой маленькой комнатушке со сводчатымпотолком и крошечным окошком в толстой стене он казался чересчур высоким,чересчур изысканным и разъяренным.

Это был молодой двойник моего призрака,блуждающего по огромным комнатам и широким улицам.

Дочь повернулась к отцу.

– Ступай в дом и раздобудьскрипку! – сказала она.

– Ты бредишь! – воскликнулкоротышка. – Совсем спятила от любви. Ты глупая пекарская дочка.

– А ты, кто старается строить из себягосподина в своем вычурном кафе на Рингштрассе, ты сам знаешь, что у тебя кишкатонка.

– Ничего удивительного, –авторитетно заявил Стефан. – А кроме того, Ганс не сможет отличить однускрипку от другой.

– Она лежит в гробу! – сказаладевушка. – Мне рассказывали. – Она прикусила марлю и разорвала еепополам, потом завязала еще один тугой узел у него на запястье. Бинты ужеуспели пропитаться кровью. – Отец, достань ему скрипку.

– В гробу! – прошепталСтефан. – Рядом с ним! – В последних словах слышалось презрение.

Я бы закрыла глаза, но не могла настолькоуправлять физическим телом. Я держала в руках ту самую скрипку, о которой ониговорили, и думала при этом: значит, вот эта вещь, кровавую историю которой мыпрослеживаем в то время, скажем в 1825 году или позже, – эта вещь ужележит в гробу! Наверное, ее успели окропить святой водой, или это случитсятолько во время последних приготовлений? Где ее похоронят? Под одной из венскихцерквей с сахарно-золочеными ангелочками?

Даже я понимала, что коротышке никогда недобыть скрипку. Но он вовсю пыжился, стараясь защитить себя перед ними и передсвоим собственным сердцем; он метался по комнате, выпятив губу и поблескиваястеклами очков.

– Как, каким образом? Нельзя же просто войтив комнату, где лежит князь в гробу, в пышном убранстве…

– Берта, он прав, – мягко произнесСтефан. – Я не могу подвергнуть его такому риску. А кроме того, когда емуэто осуществить? И что ему делать – смело войти в дом, выхватить скрипку из-подрук мертвеца и кинуться вон?

Берта подняла на него глаза, молящие и умныеглаза с длинными ресницами, ее темные волосы обрамляли побелевшее лицо.

– Наступит час, – сказалаона, – глубокой ночью, когда комнаты почти опустеют. Вы сами знаете.Мужчины уснут. Только несколько человек останутся помолиться, но и они, скореевсего, сомкнут веки. Итак, отец, ты отправишься в дом присмотреть за столами.Выберите час, когда уснет даже мать Стефана.

– Нет! – воскликнул Стефан, но зерноупало в благодатную почву. Он поднял глаза, весь захваченный собственнымпланом. – Подняться на второй этаж, подойти к гробу, забрать скрипку, чтолежит рядом с ним, мою скрипку…

– Вы не можете это сделать, –сказала Берта. – У вас нет даже пальцев, чтобы взять ее. – Она былаубита ужасом. – Вам даже к дому нельзя приближаться.

Он ничего не сказал. Только огляделся и ещераз попробовал облокотиться на руки, но тут же выпрямился, почувствовав боль.Внимание его привлекла одежда, разложенная на стуле. Он увидел плащ. Тогдапрозвучал вопрос:

– Скажи мне, Ганс, скажи мне правду, этоВера прислала деньги?

– Да, и ваша мать все знает, но если выкогда-нибудь заявите об этом вслух, то я погиб; не вздумайте хвастаться, какаяу вас добрая сестра, перед кем-нибудь из других тайных друзей. Потому что, есливы так поступите, то ни ваша сестра, ни ваша мать не смогут меня защитить.

Стефан горестно улыбнулся и кивнул.

– Вы знали, – продолжал маленькийГанс, поправляя очки на курносом носу, – что ваша матушка ненавиделавашего отца?

– Разумеется, – ответил Стефан, –но сейчас я ранил ее гораздо сильнее, чем когда-либо ранил отец, разве нетак? – Он не стал дожидаться, пока коротышка подберет слова, чтобыответить, спустил ноги на пол, чтобы встать. – Берта, мне не надеть сапог.

– Куда вы пойдете? – Она перебежалана другую сторону кровати, чтобы помочь. Надела на него сапоги, затемподдержала, пока он поднимался. Она передала ему черный шерстяной плащ,вычищенный и выглаженный, несомненно, его сестрой.

Коренастый мужичонка смотрел на него во всеглаза, преисполненный жалостью и печалью.

– Стефан, – сказал он, – весьдом наводнен солдатами, русскими гвардейцами, личными охранниками Меттерниха,полицейскими. Послушайте меня.

Коротышка подошел к Стефану и опустил ладоньна его руку, а когда Стефан поморщился и отвел раненую руку, коротышка,пристыженный, замолчал.

– Пустяки, Ганс. Ты проявил ко мнедоброту. Благодарю. Бог не разгневается, глядя на это. Ведь не ты убил моегоотца. А что касается моей матушки, то она, как я вижу, меня благословила. Этолучший отцовский плащ, подбитый мехом русской лисицы. Видишь? Вот как она обомне заботится. Или это Вера передала тебе плащ?

– Это была Вера! Но попомните мои слова.Сегодня же покиньте Вену. Если вас поймают, то не станут устраивать никакогосуда! Уж они позаботятся, чтобы вас пристрелили на месте, прежде чем вы скажетехоть слово или заговорит тот, кто видел, как он покалечил вас.

– Мой суд уже состоялся здесь, –сказал Стефан, дотрагиваясь до груди перебинтованной рукой. – Я убил отца.

– Уезжайте из Вены, как я вам сказал.Найдите врача, который сумеет вылечить вам пальцы, возможно, их удастся спасти.Есть ведь другие скрипки для того, кто играет, как вы. Отправляйтесь за море, вРио-де-Жанейро, поезжайте в Америку или на восток от Истамбула, где никто нестанет спрашивать, кто вы такой. А в России у вас есть друзья, друзья вашейматушки?

Стефан, улыбнувшись, покачал головой.