Книга Разлюбовь, или Злое золото неба - Андрей Зотов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Маршрутки уже не ходили – было 23.50. Я пешком дошел до КП. Два солдата сидели в будке и слушали по маленькому приемнику новости.
– До свидания, – сказал я им, чтобы хоть что-то сказать. – И надо же было такому случиться, что как раз в этот момент по приемнику произнесли слово «Маркель».
Я замер с занесенной ногой.
«… завтра вечером из Франкфурта. Последний раз Питер Маркель был в России восемь лет назад, и вот – новый визит в нашу страну. Мы надеемся пригласить знаменитого кладоискателя в нашу студию, где вы, уважаемые слушатели „Эха Москвы“, сможете пообщаться с ним в прямом эфире…»
Значит, завтра встречаем главного гангстера?
Солдаты кивнули и открыли мне турникет. Вот он – оперативный простор, – делай, что хочешь, иди, куда хочешь, вот она – свобода «от» и свобода «для». Интересно, зачем он приезжает, если с «Валдаем» полный облом?
Я пошел по шоссе в сторону станции. Кругом шумел лес. На последнюю электричку я наверняка опоздал, ну и ладно, поеду на первой. Никто на всем белом свете не знает, где я сейчас нахожусь, – от этой мысли мне почему-то было не по себе. Свобода – тяжелая штука… Впрочем, с чего я взял, что свободен? Весь опутан какими-то непонятными незримыми тенетами и никак не вырвусь из них. Начинался вторник.
В шестом часу утра электричка привезла меня на Ярославский вокзал. Я нырнул в метро и через полчаса вылез на «Павелецкой». С чебуреком в одной руке и бутылкой пива в другой, локтем придерживая сумку, я не спеша шел к стоянке, где отдыхала моя «Ямаха». То ли вчера, то ли сегодня заканчивается проплата, и надо или забирать мотоцикл, или вновь раскошеливаться.
«Ямаха» была на месте. Охранник сидел в своей конуре и смотрел телевизор. Я постучал пальцем по стеклу, и он вышел на улицу.
– Вон мой мотоцикл, – показал я, дожевывая чебурек. – Я еще на пару дней его оставлю?
– Да хоть на месяц, – буркнул он. – Или деньги потом?
– Можно и сейчас, – сказал я.
– Тогда какие проблемы? Айда в будку, оформим.
Я заплатил за четыре дня, пошел на стоянку и, слегка задрав чехол, взглянул, не разобрали ли «Ямаху» на запчасти? Нет, все было в порядке. Только вот бензин еле плескался на самом донышке, ну да это дело поправимое.
В семь тридцать я позвонил тебе на мобильный. Ты долго не отвечала, а когда взяла наконец трубку, голос у тебя был заспанней некуда.
– Привет, это я, Аня. – Руки у меня почему-то слегка дрожали. – Как дела?
Ты зевнула и ответила сквозь зевок:
– Х-ршо… А ты как?
– Все нормально. Ты дома?
Вопрос был глупее некуда, потому что как можно назвать домом засвеченную хату на Тимирязевской? Но я его уже задал.
– Андрей, я в Свиблово у однокурсницы… Засиделись вчера… – Ты снова зевнула. – Который час?
– Семь тридцать пять. Значит, ушла на заочное?
Я говорил явно не то, будто кто-то тянул меня за язык задавать вопросы глупые, неуместные, риторические.
– Да, вчера все оформила. Даже книжки в библиотеку сдала. Сегодня за билетом поеду.
Ты даже не спросила, где я сейчас нахожусь, – тебе, видимо, это было неинтересно. Когда я уезжал в монастырь, ты еще спала, и я оставил записку «Буду дня через два». Я думал, ты позвонишь и спросишь, где я, но ты и этого не спросила. Знала? Или знать не хотела?
– За каким билетом, Анечка? – осторожно поинтересовался я.
– На самолет же. «Внуково» – Париж, «Бовэ». Ксавье меня там заберет.
– У тебя все в порядке? – спросил я, имея в виду «Анкерман». Не знаю уж, как ты меня поняла, но ответила, что да, все очень-очень хорошо.
Ну, хорошо, так хорошо.
– Ладно, созвонимся, – сказал я. А что я еще мог сказать?
– Пока, – ответила ты.
В трубке пошли гудки отбоя. Вот и поговорили. Первый раз слышу про однокурсницу из Свиблово – кто такая?.. Ну и что, спрашивается, делать дальше?
Как что – вечером приезжает Маркель, надо на него взглянуть. Я купил еще чебурек и нашел на сим-карте номер Амбаломента, сохраненного под аббревиатурой «АМ». И только собрался ему позвонить, как вдруг вспомнил, что ведь они дали мне два дня, и раньше завтрашнего утра можно не объявляться. Так что день у нас еще есть. Вернее, не у нас – у меня, так, пожалуй, точнее.
Информацию о приезде Маркеля день напролет с завидным постоянством передавали сразу несколько столичных радиостанций, включая «Эхо Москвы», «На 7 Холмах» и даже «Шансон», – я купил маленький мощный приемник и шастал с частоты на частоту, отцеживая все новые подробности относительно кладоискателя. Он меня интересовал все больше, потому что оказался нашим, русским мужичком Петром Петровичем Маркеловым, лет двадцать назад попросившим политического убежища в Штатах, и там ставший Маркелем. В свою российскую бытность он занимался археологией, чуть было не схлопотал срок за нелегитимные манипуляции с предметами старины в довольно крупных размерах, но отделался легким испугом. Один из особо въедливых журналистов, запустив в это дело руки по локоть, раскопал даже информацию о связи Маркелова с КГБ, который, дескать, и помог выйти ему сухим из воды. Оказавшись на Западе, Маркель основал компанию, занимавшуюся поисками сокровищ. Что и говорить, очень милая специализация. В США он ушел через Турцию, переплыв Черное море на резиновой лодке – об этом, как выяснилось, в середине 80-х много писали. Словом, крендель это был во многих отношениях незаурядный, что и говорить.
СМИ постарались на славу – толпа телевизионного, газетного и праздно-любопытствующего люда явилась на вокзал даже раньше меня, а я прибыл, надо сказать, часа за полтора до названного прессой срока.
Поезд из Франкфурта пришел в 23.20 к третьей платформе. Все кругом было оцеплено и залито приключенческим светом прожекторов. Работали три или четыре камеры, репортеры напирали отовсюду – даже сверху, на стреле кинокрана, висел оператор НТВ с камерой на плече.
– Света! – командовал он. – Дайте побольше света!
Первым в дверях седьмого вагона показался огромный бородатый охранник: толстые гнутые руки, рубашка навыпуск, кнопка наушника в ухе. Он бегло огляделся и что-то буркнул себе в бороду, где блестел микрофон. И сразу же из противоположной двери вагона выскочил невысокий, очень подвижный старичок с седою серебряной головой, в летнем костюме, с чемоданчиком в руке и тросточкой через локоть. Он был старше того Маркеля, какого я себе представлял.
Толпа взревела, когда он поприветствовал ее, помахав над головой тростью, щурясь от подлых вспышек фотоаппаратов.
– Маркель! – крикнул кто-то у меня над ухом поперек шума толпы, которая качала-раскачивала всех нас туда-сюда, норовя унести прочь. Вместо восьмого вагона была открытая платформа со стоявшей на ней зачехленной легковой машиной. Все свое вожу с собой?