Книга Как ни крути - помрешь - Ким Харрисон

– Дженкс, – тихо сказала Кери, – посмотри, онсобирается перекидываться здесь, или хотел бы, чтобы ему помогли вещи в сумкуупаковать?

Дженкс взлетел и отпрянул, услышав короткий отрицательныйлай из гостиной.

Стиснув зубы из-за головной боли размером с Техас, я решила,что он скорее всего перекинется обратно перед выходом. Перекидываться публичноразрешалось законом только в три дня до полнолуния и три дня после. Когда-тоэто ограничение было всего лишь традицией, сейчас стало законом – из уважения кнормалам. А что вервольфы делают у себя дома – это их личное дело. Я былауверена, что никто слова не скажет из-за того, что он перекинулся ради спасенияменя от демона, но в таком виде он машину вести не сможет, а автобус его точноне подберет. – Так-так, – сказал Кизли, присаживаясь на край кровати, – дай-кана тебя взглянуть.

– Ой-й! – не удержалась я, когда он тронул меня заплечо, и ушибленный мускул ударил все тело болью.

Я оттолкнула руку Кизли, и он придвинулся ближе.

– Я и забыл, какая ты хлопотная пациентка, – сказал он,снова протягивая руку. – Мне нужно знать, где у тебя болит.

– Стоп! – прохрипела я, пытаясь отбить его узловатые отартрита руки. – Болит плечо, где Ал вцепился. Руки болят поцарапанные,подбородок и живот, ободранные об асфальт. Колени… – я задумалась, – от паденияна дорогу. И лицо болит, где он мне дал пощечину. – Я посмотрела на Кери: –Синяк под глазом есть?

– Утром будет, – ответила она сочувственно.

– И губа рассечена, – добавила я, касаясь этой губы.

К запаху снега примешался едва заметный запах дури. Дэвидперекидывался обратно, неспешно и мирно. Ему придется снимать последствиябыстрого первого превращения, и хорошо, что у него при себе дурь нашлась.Травка – легкое обезболивающее, и седативным действием тоже обладает.Единственное, что жаль – действует только на вервольфов.

Кизли со стоном поднялся.

– Принесу тебе амулет от боли, – сказал он, направляясьв сторону коридора. – Не возражаешь, если я кофе сделаю? Побуду, пока вернетсятвоя соседка.

– Два амулета возьми, – попросила я, не зная, поможетли это моей головной боли.

Они только от физической боли помогают, а у меня было скорееэхо, оставшееся от каналирования избыточной силы лей-линий. Это вот такое яустроила Нику? Неудивительно, что он уехал.

Я прищурилась, когда в кухне включился свет, и лучик егопробился ко мне в комнату. Кери внимательно на меня смотрела, и я ей кивнула,что все в порядке. Потрепав меня по лежащей на одеяле руке, она тихо сказала:

– Чай для твоего желудка сейчас был бы лучше, чем кофе.– Серьезные зеленые глаза обратились к Дженксу: – Ты с ней останешься?

– Ага. – Он шевельнул крыльями. – Быть у Рэйчел нянькой– третье из занятий, которые я лучше всего умею делать.

Я фыркнула, а Кери заколебалась. Потом сказала:

– Я недолго.

Она встала, вышла, тихо ступая по половицам босыми ногами.

Из кухни донесся уютный ритм разговора, и я неуклюженатянула плед на плечи повыше. Все мышцы ныли, как при лихорадке. Ноги мерзли вмокрых носках, и наверняка моя промокшая от снега одежда оставила на постелимокрое пятно. Мрачная и разбитая, я остановила взгляд на Дженксе, сидевшем наспинке кровати в ногах.

– Спасибо, что пытался помочь. Ты точно в порядке? Онже просто высадил дверь.

– Надо было мне быстрее амулет тот притащить. – КрыльяУ него стали синими – цвет подавленности.

Я пожала плечами и тут же об этом пожалела – ушибленноеплечо отозвалось болью. Где там Кизли с моими амулетами?

– На демонов они могут вообще не действовать. Дженксподлетел ближе, приземлился мне на колено.

– Черт возьми, Рэйчел, как ты хреново выглядишь.

– Спасибо.

К затхлости обогревателя вдруг примешался небесный запахкофе. Чья-то тень закрыла свет из коридора, и я со скрипом повернулась: Кери.

– Съешь вот это, пока чай заваривается, – сказала она,поставив передо мной тарелку с тремя печеньями Айви.

Я скривилась.

– А это обязательно? – жалобно спросила я. – Где мойамулет?

– Где мой амуле-ет, – фальцетом передразнил меняДженкс. – Рэйчел, кончай скулить!

– Заткнись, – устало буркнула я. – Вот попробуйканалировать лей-линию демона, и посмотрим, останешься ли ты жив. Навернякавзорвешься облачком пыльцы, дурило.

Он засмеялся, и Кери нахмурилась на нас, как на детей.

– Вот он, у меня, – сказала она, и я наклониласьвперед, чтобы она надела шнурок мне на шею. Благословенное облегчение сталопропитывать мышцы – Кизли активировал амулет, – но головная боль осталась, ихуже того – сейчас ничего не отвлекало меня от нее.

– Прости, – сказала Кери. – Это добрый день займет. Яничего не сказала, и она двинулась к двери, добавив:

– Сейчас принесу тебе чай.

Она вышла, и чьи-то шаркающие шаги заставили меня поднятьглаза.

– Извини, – сказала Кери, чуть не налетев в дверях наДэвида. У вервольфа был усталый вид, он казался старше своих лет. Щетина сталагуще, от него несло тяжелым пряным запахом дури. – Чаю не хочешь? – спросилаона, и я приподняла брови, увидев, что ее обычная уверенность смениласьпочтительной робостью.

Дэвид покачал головой, принимая ее подчиненную манеру сизяществом почти дворянским. Она, все так же со склоненной головой,протиснулась мимо него в кухню. Мы с Дженксом обменялись удивленными взглядами,а Дэвид вошел и поставил рюкзак. Кивнув Дженксу, он отодвинул стул подальше отменя и сел, откинувшись на спинку, скрестив руки на груди и задумчиво глядя наменя из-под ковбойской шляпы.

– Не хочешь сказать перед моим уходом, в чем тут былодело? – спросил он. – Начинаю понимать, почему тебя никто страховать не хочет.

Я смущенно взяла печенье:

– Помнишь того демона, который на процессесвидетельствовал, когда Пискари за решетку посадили?

У него глаза на лоб вылезли:

– Твою Бога гроба душу мать!

Дженкс засмеялся, и голос его звенел как ветровыеколокольчики:

– Чертовски глупо с ее стороны было, как по-моему.

Не обращая внимания на Дженкса, я посмотрела в глаза Дэвиду.В них смешались тревога, страдание и недоверие.

– Он пришел получить за оказанные услуги, – сказала я.– И получил. Я – его фамилиар, но сохранила при себе душу, так что он не можетотволочь меня в безвременье, если я сама ему не позволю.

Я посмотрела на потолок, думая, какой же из меня, к черту,агент будет, если я не могу после заката полезть в линию, не навлекая на себядемонов. Дэвид присвистнул: