Книга Брачные узы - Давид Фогель

— Вот уж не думал, что вы умеете так быстро одеваться, — сказал он, взяв пальто с дивана, куда положил его прежде.

И, будто советуясь сам с собой, добавил вдруг:

— Надо… Нелишне было бы посоветоваться с врачом… безотлагательно, я полагаю… От бессонницы есть лекарства…

Лоти вдруг взорвалась и сказала с гневом, причина которого осталась непонятной для Гордвайля:

— С каким еще врачом?! — лицо ее зарделось при этом крике. — Вы все-таки совершенный идиот!..

И тут же взяла себя в руки и продолжила более спокойным тоном:

— Пойдемте! Я всегда одеваюсь быстро, самое большее — полчаса.

Она открыла дверь с коротким и резким смешком, почему-то ударившим Гордвайля в самое сердце, словно крик боли.

В кафе «Херренхоф» уже были Ульрих и доктор Астель со своим берлинским другом, стеснительным человеком с казавшимися испуганными глазами, по внешности которого невозможно было определить ни его возраст, ни род занятий. Когда доктор Астель представил его, назвав Блохом, тот смущенно улыбнулся, как будто признавая свою вину за то, что его зовут Блох и что он сейчас находится здесь. Он еще постоял немного, переминаясь с ноги на ногу и будто намекая на то, что его место предназначалось фройляйн Лоти. Последняя тем временем заняла место Ульриха. И только когда все сели, Блох соблаговолил наконец опуститься на свой стул, как человек, завершивший долгий и утомительный труд.

Сидевшая наискосок от него Лоти спросила:

— Вы, стало быть, из Берлина?

— Да, — ответил Блох, слегка покраснев. — Я бывал в Берлине… То есть я там постоянно живу.

— Я там была один раз, — сказала Лоти. — Мне не понравилось. Город как каллиграфический почерк, никакой самобытности. Вы, верно, живете на Курфюрстендамм.

— Нет. Должен был бы жить именно там… Но так получилось, что я живу на Фрайбургштрассе.

— Почему это ты должен был жить на Курфюрстендамм? — рассмеялся доктор Астель.

— Не знаю, — смешался тот. — Я так чувствую… Загадка, потому что на самом деле эта улица мне совсем не нравится… Но, может быть, потому, что обычно человек вынужден жить совсем не так, как ему хочется…

— Далеко не каждый человек! — изрек доктор Астель.

— А как вам нравится Вена? — спросила Лоти. — Первое впечатление всегда интересно.

— Город, у которого есть сердце, мне кажется. Такой город, наверно, можно полюбить. Я, однако, еще не могу составить полного суждения: я тут всего третий день.

Некоторое время беседа шла о различных городах, пока не скатилась к германской нации. Гордвайль не принимал участия в разговоре. Зал кафе был полон праздничными посетителями, незнакомыми лицами, которые в обычный день здесь не появлялись. Было очень жарко, спертый воздух, казалось, можно было резать ножом. Сюда явно не стоило заходить человеку, склонному к мигрени. За соседним столом, справа от Гордвайля, сидел грузный господин с надутым и блеклым, как у евнуха, лицом и выдыхал дым сигары прямо в лицо Гордвайлю, не обращая внимания на разъяренные взгляды, которые последний время от времени бросал на него. Наконец Гордвайль не выдержал и обратился к нему:

— Простите, сударь, вы бы не могли выдыхать дым в другую сторону, а не мне в лицо?!

Тот с минуту задержал на Гордвайле наглый взгляд и ответил гулким, как из бочки, голосом:

— Охотно, сударь.

Выдохнув при этом на Гордвайля новое облако дыма.

С шумом отодвинув стул, Гордвайль повернулся к нему спиной.

— Экая свинья! — пробормотал он будто сам себе, но так, чтобы тот услышал.

— Что? Что вы сказали, сударь? — сосед постучал костяшками пальцев ему по плечу, как стучат в дверь. — Не соизволите ли повторить свои слова?!

Гордвайль вскочил с места с горящим лицом.

— Оставьте меня в покое! Эй вы! Оставьте меня в покое! — дважды повторил он дрожащим голосом, склонившись к самому лицу соседа.

Тот, видно, немного испугался и сказал примирительно:

— Успокойтесь же, сударь, никто и не думал задеть вас. Ваши нервы, как видно, совершенно расстроены.

— Вас это не касается! Занимайтесь своими делами!

Все было сказано очень быстро и шепотом, так, что ничье внимание вокруг не было привлечено. Можно было подумать, что эти двое просто знакомые, случайно встретившиеся в кафе и обменявшиеся парой слов. Только Лоти заметила происшедшее столкновение.

Гордвайль снова сел. Гнев его мгновенно улетучился, словно унесенный сильным порывом ветра. Подняв глаза, он встретил взгляд Лоти и непроизвольно улыбнулся. Она наклонилась к нему через стол и прошептала:

— Хороший урок вы ему преподали, этому откормленному борову!

Если бы он так же вел себя с женой, мелькнуло у нее, все было бы по-другому!

— Поужинаете с нами, Гордвайль? — спросил доктор Астель.

Он еще не знает. Tea вот-вот должна подойти.

— Когда?

— Около шести.

— Ну, уже почти семь. Подождем еще полчаса. Если она придет, отправимся ужинать все вместе.

В тот же миг появилась Tea.

— Вот и она! — возгласила Лоти, сидевшая лицом ко входу.

— Вы немного бледны, моя дорогая, — обратилась Tea к Лоти, поприветствовав всю компанию и усевшись на место мужа. — Давно уже я вас не видела. Вероятно, зима так на вас повлияла, — выдавила она с нехорошей улыбкой. — Будем надеяться, что лето восполнит то, что недобрано зимой…

Лоти не ответила.

— Отчего вы никогда не зайдете к нам, моя дорогая? Адрес, я полагаю, вам известен.

— Вы ведь так заняты… А посреди ночи — не лучшее время для визитов…

— Посреди ночи! — рассмеялась Tea. — Да уж, я действительно очень занята. И совсем не второстепенными делами, моя дорогая… Но, как бы то ни было, для вас я готова все отложить… Вы только назначьте точно время, когда придете, и я откажусь от любых планов… Кроме того, Рудольфус ведь дома каждый вечер. А разве он совсем ничего не стоит, а?

— Напротив, я нахожу, что он дорогого стоит, — серьезно ответила Лоти, — тысячам других даст фору…

— Ну-ну, вы преувеличиваете. Если бы я не знала, что это не так, можно было бы подумать, что вашими устами говорит любовь, ха-ха… Но вы хватили лишку, моя дорогая. В этом вопросе, полагаю, я разбираюсь немного больше вашего…

Мужчины были заняты беседой между собой и не обращали внимания на их перешептывание. Гордвайль же сидел теперь поодаль и не мог слышать ни слова. Однако он чувствовал, что Tea говорит о нем, и это подействовало на него угнетающе. Он вдруг ощутил, что жара в зале стала просто непереносимой. С огромным удовольствием он бы вышел сейчас на улицу подышать прохладным воздухом. «Просто преступление — приходить сюда в праздник!.. Мерзкие рожи, теснота, духота!»