Книга Часы зла - Аллен Курцвейл

Настало время и мне выложить карты на стол:

— Гроут сделает все, чтобы меня уволили. А потому или же вы немедленно возвращаете мне книгу, или я отказываюсь сотрудничать с вами дальше.

Джессон призадумался, потом кивнул:

— Да, конечно. Вы ее получите. Как только ее вернут.

— Вернут?! Но откуда?

— А разве я вам не говорил? — с издевкой спросил он. — Я выкопал из земли этот несчастный томик — это случилось, когда вы болели, а потому были недоступны, — и заметил, что обложка практически оторвалась. Вот я и послал ее с Эндрю к переплетчику.

— Вы, наверное, шутите?! Гроут ведет специальный журнал. Он сразу заметит.

Джессон понял, что мне ничуть не смешно.

— Да не волнуйтесь вы так. Книга будет выглядеть в точности так же, как тогда, когда вы принесли ее мне. Я отдал соответствующие распоряжения.

— Но ее следует вернуть безотлагательно! В библиотеке раз в год проводится инвентаризация. Возможно, пока мы тут с вами занимается пустой болтовней, Гроут уже проверяет свои материалы.

— А прежде мне почему-то казалось, что вас больше волнуют часы, а не эта несчастная книжонка.

— Стало быть, вы ошибались. К тому же неужели вы думаете, что Ташиджиан, узнав о том, что вы нашли похитителя его любимого дитяти, будет сидеть сложа руки?

— Он не узнает об этом. А даже если и узнает, то что сможет сделать? Пришить мне сокрытие краденого, выписать ордер на мой арест?

— Почему бы нет?

— «Королева» будет здесь, а Ташиджиан — там, что автоматически способствует разрешению всех осложнений. Если предмет, который украли, уже являлся краденым, а оба эти преступления подпадают под уголовные кодексы двух стран, в данном случае Израиля и США, вышеупомянутый предмет превращается в спорный. А потому рекламация здесь практически невозможна.

— Верится с трудом.

— А мне трудно поверить в то, — холодно произнес Джессон, — что у вас в данном случае есть легальные рычаги воздействия на меня. — Он указал на шахматную доску. — Вам как любителю замкнутых пространств должно это понравиться. Возьмите эту ладью.

— Зачем?

— Возьмите, я вам говорю. — Я взял ладью. — А теперь взгляните на башенку. Видите, какие узкие у нее оконца? Как думаете, почему?

— Для лучшей защиты?

— Именно. Сам принцип построения любого замка или крепости предполагает сужение к наружным его сторонам. Чтоб лучше охранять находящихся там людей. Знаете, как называются такие проемы, Александр? Бойницы, или амбразуры.

Я вернул ладью на шахматную доску.

— Моя любовь к замкнутым пространствам на тюрьму не распространяется, мистер Джессон.

— Да успокойтесь. Не пойдете вы в тюрьму, — сказал он и снял с доски две фигуры — похожего на него самого короля и ферзя. Поставил их на тот квадратик, под которым находилось устройство, приводящее в движение механизм потайного ящика. Створки начали медленно подниматься, а Джессон замурлыкал себе под нос:

Часы карманные украсть

Не значит, что получишь власть

Над временем. Звон колокольный

Не стихнет, как и бег его невольный.

— Как называется это стихотворение? — спросил я.

— «Часовой механизм», — ответил Джессон. — По всей видимости, переписано с надгробной плиты какого-то карманника неким безымянным писакой с Флит-стрит в тысяча восьмисотом году.

«Лжец! — хотелось воскликнуть мне. — Ты автор этих дурацких строк!»

Но я сказал другое:

— Понимаю, почему автор решил сохранить свое имя в тайне.

— Вы находите эти стихи слабыми?

— Да. Слабые, дешевые, жалкие потуги с претензией. Чего стоит один этот «бег его невольный»! Пошлость. Любой из нас двоих мог бы написать лучше.

Джессон поморщился:

— Сомневаюсь. Впрочем, хватит об этом. — Он распахнул створки шахматного столика и извлек из тайника несколько листков бумаги, скрепленных серебряным зажимом. — Вот взгляните-ка. Это будет вам интересно.

Я пролистал документы.

— Сенатский законопроект?

— Да. Принят специально, чтобы успокоить кураторов американских музеев, которые больше всего на свете страшились того, что иностранные правительства вдруг потребуют реституции наиболее ценных… э-э… никак не подберу нужного слова.

— Предметов, экспонатов? — подсказал я.

Джессон улыбнулся:

— Ну, вы меня поняли. Так вот, этот закон устанавливает строгие временные рамки для подачи заявлений по кражам того или иного произведения искусства в международном масштабе. К счастью, дата похищения «Королевы» в них не попадает. И, согласно этому закону, совершенно не важно, что представляет собой похищенный предмет — сундук с древнегреческими золотыми монетами или же карманные часы, похищенные из института в Израиле.

— Вряд ли данный закон разрабатывался с учетом интересов частных владельцев.

— Окажите такую милость, Александр, изучите этот документ, прежде чем выносить суждение о его справедливости. Вашим так называемым частным владельцам обеспечивается та же защита, что и музеям.

— Что бы вы там ни говорили, но Ташиджиан вряд ли откажется от попыток вернуть брегет.

— Да пусть пытается. Где-то я читал об аналогичном деле, его рассмотрение в судах тянулось тридцать восемь лет. И еще помните: я богат, а институт — нет.

— И вы знаете это, поскольку…

— Вы, наверное, просто забыли, что страховка институтских экспонатов как раз истекла к моменту ограбления. Что система сигнализации была отключена, а сторожа оказались далеко не профессионалами. Средств у них почти не осталось. А потому они никак не смогут позволить себе дорогостоящий процесс.

— Внесите лучше ясность по другому вопросу. Допустим, мы найдем часы. Вы собираетесь их возвращать или нет?

— В данный момент я сосредоточен лишь на успешном завершении дела, — осторожно подбирая слова, ответил Джессон. — Ни больше ни меньше.

— Ну а я сосредоточен на том, чтобы вернуть «Часослов» в хранилище.

Джессон помолчал немного, затем выдавил улыбку:

— Давайте договоримся так. Я гарантирую, что книга окажется у вас в руках сразу же после того, как вы встретитесь с Куко. Даю слово.

Глава 53

В тот вечер Ник встретила меня в гаремных шароварах, глаза ее горели любопытством и возбуждением.

— Raconte,[50]— сказала она и толкнула меня на кушетку.

— И снимок, и письмо сработали как нельзя лучше. Он проглотил наживку.