Книга Сессия. Дневник преподавателя-взяточника - Игорь Данилевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я ворочаюсь с бока на бок от происходящей внутри меня борьбы с собственными идеями и желаниями, но при этом как-то странно улыбаюсь сам себе. Всё-таки я на верном пути: если истина в наше время уже никого не интересует, то самая разумная стратегия – это и есть то, чем я занимаюсь: внаглую делать деньги и тратить их на впечатления, которые останутся с тобой на всю жизнь.
Я пишу Элеоноре уже в час дня, чтобы иметь на руках полные данные. На мой запрос – «Ну, как дела у группы ЭПП-1? Сколько процентов завалили?» – приходит обескураживающее: «Нисколько. Вроде бы все выходили довольные». Набираю эсэмэс для старосты ЭПП: «Гульнара, у вас примерно какое количество человек не сдало?». Ее ответ не просто не радует, а настораживает: «Не знаю, я отвечала в числе первых и потом сразу ушла». На всегда вежливую и отзывчивую Гульнару это не похоже. Я чувствую – что-то не так; уже почти не сомневаюсь в том, что две главные грымзы получили-таки свои пятерки, но до выяснения всех обстоятельств предпочитаю гнать от себя дурные мысли, с головой окунаясь в изучение странностей исторической науки в изложении математика Фоменко. Оказывается, это может быть куда более сильным лекарством от хандры, чем я предполагал вначале.
Под вечер бросаю данное занятие – вероятно, из-за того, что ветер слишком сильно завывает в окнах, а в сочетании со спустившимися сумерками с накрапывающим дождем на психику это действует не просто угнетающе, а убийственно. Страх охватывает все сильнее. Для таких ситуаций у меня есть одно не всегда помогающее средство – почитать уже не сложнозакрученную, а душеспасительную литературу, то есть такую хрень, тратить время на которую в обычные дни себя не заставишь. Например, труды Эммануэля Сведенборга. Вроде бы и человек был интересный – первый учебник по алгебре в Швеции написал, в геологии и металлургии что-то новое открыл, в общем – чуть ли не весь восемнадцатый век просвещал свою родину, но под старость ударился в общение с ангелами и открылись у него способности экстрасенса. То, как он на расстоянии увидел, что начавшийся пожар в Стокгольме остановился за три дома до его собственного, до сих пор все кому не лень пересказывают. Вот только читать его теологические труды совершенно невозможно. Повторяясь, как испорченная пластинка, совершенно разные вещи он подгоняет под одну и ту же нехитрую схему, и получается у него, что, о чем бы в Библии не шла речь, означает это либо Мудрость и Святость Божию, либо их отрицание. В общем, «Атас!» и «Тушите свет!». Более-менее занятная книга у него лишь одна – та, которую издали на русском самой первой: «О небесах, мире духов и об аде»; эдакое теологическое фэнтези. Но сейчас мне не до развлечений: я полон мрачных предчувствий и мне хочется погрузиться во что-то лучше соответствующее настроению. Вот, например, стоит-сверкает позолоченной полосой на корешке его книга с подходящим к случаю названием: «Апокалипсис открытый». У меня ведь свой личный апокалипсис, похоже, уже начался, поэтому полистаем-с!
Едва начав чтение, понимаю, что больше пятидесяти страниц этой мути мне не осилить. Дойдя до сороковой, начинаю мысленно оставлять зарубки на воображаемом дереве: сорок первая, сорок вторая; сорок пятая, сорок шестая… Ну-ка, ну-ка – что это?…
Я благодарю судьбу, что в этот момент ничего не ем и не пью, поднимая градус удовольствия от текста – от попавшихся мне на глаза строчек можно было бы запросто поперхнуться:
«Нужно упомянуть здесь о древнейшем Слове, которое было в Азии… Оно до настоящего времени сохраняется у народов, живущих общинами в Великой Татарии».
Теперь уже я вцепляюсь в книгу обеими руками так, как в двенадцатилетнем возрасте вцеплялся в продаваемые подпольно черно-белые эротические фотографии:
«Я говорил с духами и ангелами, которые были оттуда в духовном мире, и они сказали, что имеют Слово; что имели его с древних времен; что они совершают свое Богослужение по этому Слову, и что оно состоит из одних соответствий. Они сказали, что в нем есть даже Книга Праведного, которая упоминается Иисусом Навином; также, что у них есть книги Браней Господних и Пророчества, упоминаемые Моисеем; когда же в их присутствии я прочитал слова, которые Моисей цитировал оттуда, то они хотели увидеть, были ли эти слова там, и нашли их. Из этого я заключил, что древнее Слово еще существует у них. В ходе разговора они сказали, что поклоняются Иегове, одни как невидимому, а другие как видимому Богу. Впоследствии они сообщили мне, что не позволяют чужестранцам приходить к себе, кроме китайцев, с которыми они живут в мире, потому что император Китая – оттуда. Затем они сказали мне, что они так плотно населены, что сомневаются, есть ли какая-либо область во всем мире более густо населенная… Спросите об этом в Китае, и, может быть, вы найдете, что Слово там среди татар».
«Слово среди татар» – то есть среди тюрков… Если факт открытия этого самого «Слова» состоялся только в девятнадцатом веке благодаря миссионеру Ландышеву, откуда про него мог знать Сведенборг?…
Не связаться ли по электронке с этим Мурадом? Написать ему: «Господин Аджи! Продолжайте в том же духе! Сведенборг бы вас поддержал!». Надо срочно полистать мурадовскую книженцию еще раз…
Я снимаю с полки «Азиатскую Европу» и раскрываю ее в самом начале. Кажется, что-то важное мне уже попадалось еще до раздела о монотеистической религии Тенгри… Ага, вот! Страница сто пятьдесят четыре:
«А началось все с письменных памятников, открытых тогда в России, вернее – в Южной Сибири, на древней родине тюрков. Памятники эти простояли более тысячи лет забытыми. Изучение истории «басурманских» народов не интересовало российскую науку.
Вот почему находки Даниэля Готлиба Мессершмидта остались без внимания. Этот естествоиспытатель из Данцига первым среди европейцев в 1719–1727 годах путешествовал по Сибири…
Примечание: есть мнение, что первым был все-таки пленный шведский офицер Ф.Стралленберг. Он увидел загадочные наскальные знаки в 1713–1722 годах, проживая в Сибири, и назвал их руническими из-за внешнего сходства с германскими рунами»…
Ну, наконец! Проблема разрешилась. А то – ангелы, ангелы! Сведенборг просто пообщался с этим – как его? – Стралленбергом (кстати: кто его оттуда вытащил обратно в Швецию – из Сибири-то?). И потом всё приписал духам. Или ангелам. Да какая разница? Нет, всё-таки про это нужно будет доложить на Культурологическом Конгрессе в Питере. И плевать на реакцию уважаемого академического сообщества!
Настроение у меня заметно улучшается. Я уже почти не думаю о результатах сегодняшнего экзамена у группы ЭПП-1. И вновь, как и вчера перед сном, задаю себе вопрос: а правильное ли решение я принял в том памятном две тысячи пятом – не заниматься больше серьезно наукой, не копаться днями напролет в библиотеках и не корпеть вечерами и ночами над компьютером, занося в его память пришедшие по прочтении мысли, а заниматься сравнительно честным отъемом денег у подросткового населения? Может быть, мне просто надо было продолжать идти тем путем, на который меня наставляли еще в годы существования Советского Союза – путем Декарта и Планка? Может быть, давно бы уже докопался до чего-нибудь такого, что даже официальная наука не смогла бы игнорировать?
