Книга Смерть ради смерти - Александра Маринина

Она убрала карту одной рукой, другой по-прежнему крепкосжимая пистолет. Лицо Вадима почти не изменилось, только стало строже и как бысуше, серые глаза перестали излучать тепло и стали холодными и жесткими. Он ниодним словом не прервал ее тягостный рассказ даже тогда, когда в печальнуюповесть с раздражающей регулярностью вторгался очередной телефонный звонок.

– Так что, Вадим Бойцов, не женатый и не судимый,дадите вы мне какой-нибудь ответ на мои вопросы? Во имя чего все это? Зачем всеэто? Кому заплачена такая страшная цена? И кто уговорил Войтовича молчать?

Он молчал. Настя решительно встала и сделала дулом пистолетавыразительное движение вверх.

– В таком случае убирайтесь отсюда. Переодевайтесь иуходите. Я не могу ни о чем разговаривать с человеком, которому нечего сказатьпосле всего, что он увидел и услышал здесь. Спасибо вам за информацию оходатайстве. И спасибо за то, что не дали меня убить. Но моя благодарность квам не перевешивает того отвращения, которое во мне вызывает ваше равнодушие.Вас интересует безопасность нашего государства? А меня не интересуетгосударство, которому наплевать на людей. И мне, в свою очередь, наплевать набезопасность такого государства. Я готова согласиться с тем, чтобы такогогосударства не было совсем, потому что такому государству мешает егособственное население, как хаму-продавцу мешают покупатели, а плохому врачумешают спокойно жить пациенты с их глупыми болезнями и нудными жалобами. Есливы, Бойцов, выступаете от имени ТАКОГО государства, то я ненавижу и его, и вас,и всех ваших коллег. И я буду делать все, что сочту нужным, чтобы прекратитьтот кошмар, который воцарился в Восточном округе. На крыше Института стоитполсотни антенн, и я не знаю, какая из них мне нужна. Но если я не добьюсьправды, я взорву Институт. Подложу бомбу и взорву, но я прекращу этот ужас. Ипусть меня посадят.

5

Бойцов слушал ее тихий монотонный голос и не мог поверитьсвоим ушам. Когда люди говорят такие слова, они распаляются, волнуются, ведьони говорят о самом главном принципе своей жизни, о своем кредо, о том, чтоидет из самого сердца. Он немало слышал таких монологов и признаний и знал, какони обычно звучат. Каменская же говорила так, словно дошла до последней чертыотчаяния, за которой нет уже ничего, даже страха за свою жизнь, даже присущеголюбому психически здоровому человеку инстинкта самосохранения.

Он безмолвно переоделся в свою одежду, натянул куртку и молчавышел из квартиры. На пороге он замер, борясь с сильным желанием обернуться ипосмотреть ей в глаза. Но он знал: дуло пистолета как магнитом притянет егоглаза и уже не отпустит, он просто не найдет в себе сил смотреть в ее лицо. УВадима Бойцова инстинкт самосохранения был развит хорошо. Когда у стоящегорядом противника в руках оружие, это становится главным фактором и вытесняетвсе остальное.

Он вышел из квартиры Анастасии Каменской, так и необернувшись.

Глава 13

1

В отличие от Насти Каменской следователь Ольшанский выходныедни любил. По выходным он просыпался от вкусных запахов, доносящихся из кухни,и от звяканья посуды. Ему казалось, что нет ничего на свете чудеснее этихзвуков и запахов, неизменно сопровождающих день, проведенный с женой и дочерьми.По будним дням он вставал раньше Нины, потому что она работала в больнице рядомс домом, а ему приходилось добираться до городской прокуратуры больше часа.

Константин Михайлович сладко потянулся, переложил голову наподушку жены и вдохнул в себя еле слышный знакомый запах ее волос. Вставать емуне хотелось.

– Папа! – в комнату заглянула младшая дочка вбайковой голубой пижамке с цветочками. – Мама говорит, чтобы ты вставал, ато блины остынут.

– По какому случаю блины? – лениво поинтересовалсяОльшанский, приподнимаясь в постели.

– Так Масленица же кончается, сегодня последний день,ты что, забыл? – возмутилась девочка. – Мама говорит, надо сегоднясъесть побольше, а то потом Великий пост начнется, до самой Пасхи.

Константин Михайлович от души расхохотался. Как же радостнои в то же время забавно наблюдать за поколением, выросшим вне воинствующегоатеизма. Конечно, его дочери не были религиозными, а библейские сказанияизучали не по первоисточнику, а по книгам Зенона Косидовского, но затоправославные праздники знали и относились к ним со всей серьезностью. А вотлюди его поколения никогда точно не знали, на какое число приходится в этомгоду Пасха, пост не соблюдали, а про Масленицу вообще забывали напрочь.

– А ты собираешься поститься? – очень серьезноспросил он. – Имей в виду, это трудно, особенно с непривычки. О твоихлюбимых пирожных придется забыть. Выдержишь?

– Но в пирожных же нет мяса, – возразиладевчушка. – Мама сказала, что нельзя есть только то, что происходит отживых организмов. Мясо и рыбу нельзя, а все остальное можно.

– Интересное дело! А крем в пирожных, по-твоему, изчего сделан? Из молока и сливочного масла, а их дает корова, очень даже живойорганизм.

– Да ну тебя, папка, – засмеялась та, – тыспециально меня путаешь. Вставай, а то мама будет ругаться. Блины знаешь какиеполучились? Загляденье. И вкусные – пальчики оближешь.

Она убежала обратно на кухню, а Константин Михайлович неспеша откинул одеяло и стал натягивать на себя домашний спортивный костюм. Кзавтраку он вышел чисто выбритый, улыбающийся. Без очков в сломанной и наспехсклеенной старомодной оправе его лицо выглядело удивительно красивым.

– Какие планы на сегодня? – поинтересоваласьсупруга, наливая мужу свежезаваренный чай и пододвигая поближе к немунеобъятное блюдо с блинами, банку со сметаной и креманки с тремя сортамиваренья.

– Как бог пошлет, – уклончиво ответил Ольшанский.Многолетний опыт работы следователем подсказывал, что даже в выходные дни лучшеничего не планировать заранее, в противном случае обязательно случитсякакая-нибудь неприятность, требующая, чтобы он бросил домашние дела и мчался наработу.

– Тебе с утра пораньше звонил Гордеев, я сказала, чтоты еще спишь. Он просил перезвонить ему, как встанешь, – сообщила Нина.

– Домой?

– На работу. Похоже, бог тебе уже послал. Ляля, –обратилась она к старшей дочери, – принеси отцу телефон.

Константин Михайлович с благодарностью посмотрел на жену. Ниразу за двадцать лет супружества она не выказала недовольства по поводу того,что работа занимает у мужа слишком много времени и он почти не бывает с семьей.И не потому, что Нина Ольшанская была сдержанной и хорошо воспитанной леди, апотому, что считала такое положение вещей естественным. Выходя замуж замолодого стажера-следователя, она хорошо представляла себе все трудности,которые ее ожидают, и шла на это с открытыми глазами. Ее отец и мать былихирургами, и к ненормированному рабочему дню и внезапным вызовам по выходным ипраздничным дням она привыкла с детства. Точно так же с детства ей были привитыпонятия «любимая профессия» и «профессиональный долг».