Книга Мефодий Буслаев. Свиток желаний - Дмитрий Емец

Он отправился в кабинет к Арею, положил футляр рядом и,закинув ноги на стол, стал мысленно прокручивать в памяти все уроки, которыекогда-либо давал ему мечник мрака. В его воображении сверкали клинки и градомсыпались удары.

Сложно сказать, ощущал ли что-нибудь Лигул, однако изпортрета он не выглядывал, предпочитая благоразумно отсиживаться за рамой.

* * *

Внезапно дверь кабинета скрипнула. Просунулась кислаявытянутая физиономия Тухломона. Комиссионер с любопытством повертел головой и,заметив Мефодия, противненько осклабился.

– Начальничка замещаете-с? С повышеньицем вас в таком разе!

– С каким повышением? – не понял Мефодий.

Тухломон пакостно погрозил ему пластилиновым пальчиком.

– А как же-с? Ножки-с на его столик положили-с? Положили-с!Отрицать не будете? Не будете! Я вас понимаю-с: это всегда приятно – попрать,так сказать, ножкой трибуну-с! Выразить собственное отношение к руководству. Э?Эге! Ведь признайтесь, не любите вы Арея. Ну признайтесь!

У Мефодия возникло вдруг нехорошее чувство, что этот визитТухломона подготовлен заранее. Комиссионер явно был в курсе, что Арей вТартаре, иначе никогда не сунулся бы в его кабинет без стука. И этопротивненькое, издевательское «вы».

– С чего ты взял? – буркнул Мефодий.

– Ага, вот вы и почти проговорились! Ну скажите правду,скажите: терпеть я его не могу, дромадера эдакого! – подстрекал Тухломон.Заинтересованный Лигул высунул из рамы свою заросшую черным волосом ушнуюраковину.

Ощутив, что Тухломон нарочно его раздражает, Мефодий взялсебя в руки.

– Чего тебе надо? Сегодня неприемный день.

Нимало не смущаясь, что его не приглашали, комиссионерввалился в кабинет и, усевшись на край стола, принялся нагло глазеть.

– Я знаю-с про неприемный денек-с. Но я к вам по личномувопросцу! – сказал комиссионер и поочередно подмигнул глазами навыкате.

– Прием по личным вопросам каждый первый и третий четвергмесяца по предварительной записи. Ровно с 15.55 до 16.00. А сейчас будьте любезныпокинуть офис! – парировал Мефодий. Все-таки школа Улиты есть школа Улиты.

На Тухломона это, однако, впечатления не произвело.Перегнувшись через стол, он обнял Мефодия за плечи и, зарыдав, разразилсябессвязной, прерываемой всхлипываниями тирадой. Из тирады Мефодий уяснил, чтоТухломон называет его «голубчиком», «вьюношей», «умницей» и «отцом родным», асебя выводит как пострадавшего за любовь к истине и обойденного повышениямиправдолюба.

– Ежели нужно будет кого кокнуть, только свистните! Мы все такие,правдорубы! – неожиданно закончил Тухломон свою тираду, продолжая орошатькрокодильими слезами майку Мефодия.

Потеряв терпение, Буслаев рявкнул на него и, оторвав от себяего цепкие руки, столкнул комиссионера со стола.

– А ну, говори, что тебе нужно, и выметайся! – пригрозил онему.

Упав на пол, Тухломон не стал пытаться подняться ипригорюнился.

– Вот вы со мной, стало быть, как-с? Я к вам с открытой,можно сказать, душой и трепещущим сердцем, а вы меня пинками? Нехорошо-с, ой,нехорошо-с! Прямо-таки по-человечески неприятно! Ай-ай-ай!

Мефодий запустил в него чернильницей. Комиссионер не стал отнее уворачиваться, а, подпрыгнув, ловко поймал ее зубами, как собака ловиттарелку.

– А ну как разбили бы? Нехорошо! Опять же не ваша вещичка! –сказал он, укоризненно возвращая чернильницу на стол. – И вообще, МефодийИгоревич, родной, не в том вы положении, чтобы на меня ножкой топать и вещи вменя швырять! Вы целиком и полностью в моей власти!

Тухломон сунул руку в карман и быстро достал из него мятуюрозовую бумажку.

– Что это за клочок? – спросил Мефодий презрительно.

– Это не просто клочок. Это из дневника вырвано-с! Девочки,сами знаете, любят дневнички вести! Тетрадочки всякие, хи-хи! Иной раз такуюглупость напишут, что сами потом жалеют! – осклабился Тухломон. Скверно как-тоосклабился, с намеком.

– О чем это ты?

– А вот о чем! Извольте посмотреть! – сказал Тухломон иподнес розовую бумажку к глазам Буслаева.

«Я так люблю М.Б., что готова продать душу, лишь бы он всегоодин ра…» – начал читать он. Дальше с полдюжины слов были жирно закрашеныфломастером. Похоже было, что кто-то, сделав запись в дневнике, зачеркнул ее,вырвал страницу и, скомкав, бросил под кровать или под стол, откуда ее послезаботливо выудил Тухломон.

«Кто это? Неужели Ирка?» – подумал Мефодий.

Однако испытал он при этом не радость, а беспокойство ивину. Интуиция подсказывала, что бумажка все-таки Иркина. А значит, Тухломон,упорный, как прилипшая к подошве жвачка, последовательно подбирал ключик кИркиному эйдосу. Разумеется, это всего лишь бумажка, не документ, не отречение,но бумажка крайне опасная.

В замешательстве Мефодий протянул руку, чтобы схватитьрозовый лист, но прежде, чем он это сделал, комиссионер резво отпрыгнул.

– И-и, нет! Думаешь, я совсем дурак? Я тебе эту бумажкуотдам, а ты ее раз – и фьють! Не отдам, и всё тут! – крикнул Тухломон,мгновенно переходя на «ты». Должно быть, решил, что нужный момент уже наступил.

– Отдашь как миленький! – сказал Мефодий, прикинув, чемможно на него нажать. – Согласно постановлению канцелярии № 7 от 4.11.4512 годаот сотворения мира все компрометирующие материалы подобного рода подлежатнемедленной сдаче в отдел. Несдавшему грозит ссылка в Тартар сроком до тридцативеков. Следовательно, как ни крути, это бумажка все равно попадет ко мне.

Он надеялся загнать комиссионера в тупик, но Тухломон лишьхитро осклабился и противненько, с какой-то заговорщицкой фамильярностьюзахихикал:

– Ты не сумлевайся, Мефодий Игоревич. Хоть и простые мыдухи, темные, а законы, поди ж, получше тебя знаем. Бумажонку мне сдатьпридется, это верно, да только вот куда сдать? Отделы-то разные могут быть.Захочу – Улите отдам, а захочу – тому же Лигулу отошлю-с. Он теперь сердит –рад будет обеими руками за этот клочок ухватиться… Ну что, съел?

Буслаев ощутил, что аргументы комиссионера неуклоннозагоняют его в угол. Показывая, что сдается, Мефодий поднял обе руки надголовой.

– Хорошо, – сказал он убито. – Признаю, что ты крепко взялменя за глотку, Тухломон! Как насчет поторговаться? Что ты хочешь за этубумажонку?